Дарья Фёдоровна Фикельмон

Биография

Ранние годы

Хитрово был небогат, однако во Флоренции он вёл жизнь на широкую ногу. По свидетельству хорошо знавшего Николая Фёдоровича Ф. Г. Головкина, российский поверенный был «умён и приятен в общении», дважды в неделю, несмотря на свои расстроенные дела, он принимал у себя «весь город», его вечера всегда завершались «балом или спектаклем». Выезжать в свет Долли начала с тринадцати-четырнадцати лет. Семья Хитрово была близка с семьёй Фердинанда III, а Долли дружила с будущей великой герцогиней Тосканской Анной-Каролиной. Круг общения юной графини Тизенгаузен в то время составляли богатые путешественники из разных стран, посещавшие столицу Тосканы, и представители русской знати, обитавшие во Флоренции, среди них — семья Д. П. Бутурлина. По воспоминаниям сына Дмитрия Петровича Михаила: «молодые графини Екатерина и Дарья (Долли) Фёдоровны Тизенгаузен только что начинали выезжать в свет и были во всём блеске красоты; но особенно поражала даже меня, десятилетнего мальчугана, пятнадцатилетняя графиня Дарья Фёдоровна».

В начале 1817 года почти разорённый Н. Ф. Хитрово получил отставку: для сокращения расходов по дипломатическому представительству его должность ликвидировалась, а обязанности поверенного передавались русскому послу в Риме. По сообщению Головкина, Хитрово предоставлялась небольшая пенсия с тем условием, что он продолжит жить в Тоскане. Хитрово, потерявший надежду на материальную помощь от императора, нанял более скромную квартиру и, продавая своё имущество, стал рассчитываться с кредиторами. Тем не менее, его семья сохранила все свои светские связи.

19 мая 1819 года Н. Ф. Хитрово умер. Елизавета Михайловна оказалась в тяжёлом материальном положении: от мужа ей остались только долги. Однако в 1820 году вместе с Долли и Екатериной она побывала в Неаполе, а позднее совершила путешествие в Центральную Европу. Мать надеялась выдать своих дочерей замуж. Вероятно, к этому времени относится высказывание о Е. М. Хитрово Д. И. Долгорукова:

Н. Раевский отмечал особое умение Хитрово завязывать дружеские отношения с представителями «самых верхов аристократии» Европы. Среди близких знакомых Елизаветы Михайловны и её дочерей — прусский король Фридрих Вильгельм III, будущий король Бельгии Леопольд Саксен-Кобургский, представители знатнейших европейских семей. Долли за удивительную у такой молодой девушки интуицию, позволявшую ей «до некоторой степени предугадывать будущее», получила от австрийской императрицы прозвище «Сивилла флорентийская».

Замужество

В 1820 году с Долли познакомился посланник австрийского императора во Флоренции Карл-Людвиг Фикельмон. 2 января 1821 года он сделал ей предложение, о чём сообщил в письме Е. И. Голенищевой-Кутузовой, бабушке Долли. Елизавета Михайловна в письме от 10 января известила о помолвке своей младшей дочери императора Александра I. Александр, находившийся в Лайбахе, поздравил Хитрово и, зная Фикельмона «с самой хорошей стороны», выразил надежду, что «этот брак будет счастливым». Хитрово с дочерьми позднее побывала на конгрессе в Лайбахе. Канцлер Меттерних сообщал в письме своей жене, что одна из дочерей Елизаветы Михайловны (Екатерина) должна выйти за молодого дипломата из австрийского посольства в Риме, руку другой (Долли) «жаждет получить наш чрезвычайный посланник во Флоренции, очень умный и достойный человек».

3 июня 1821 года состоялась свадьба. Разница в возрасте супругов была 27 лет. В большей или меньшей степени биографы Дарьи Фёдоровны склоняются к тому, что «это был <…> брак по рассудку, а не по любви с её стороны». Не последнюю роль сыграло разорение семьи. Н. Раевский же считает, что Елизавета Михайловна не «могла выдать замуж любимую дочь по расчёту». Записи в дневнике Долли, её многолетняя переписка содержат её отзывы о муже, полные любви и уважения. На этом основании Раевский делает вывод: «Своего мужа она, несомненно, любила на протяжении всех тридцати шести лет супружеской жизни (1821—1857)». Однако Раевский отмечает, что при чтении дневника и писем Фикельмон, создаётся впечатление «душевной трещины», какого-то недовольства, которое порождало приступы грусти. Н. Каухчишвили, называя это состояние графини «душевным диссонансом», объясняла его надвигавшимся нервным заболеванием. В то же время Л. Гроссман, а вслед за ним и некоторые исследователи, считают, что Долли была несчастна.

Неаполь

Первые годы супружества Долли провела в Неаполе, где Фикельмон c марта 1821 года был дипломатическим представителем Австрии при дворе короля Обеих Сицилий Фердинанда I. Елизавета Михайловна и Екатерина переехали в Неаполь вместе с Фикельмонами. Несмотря на всю сложность положения, — после подавления неаполитанской революции 1820—1821 гг. (Фикельмон принимал участие в боевых действиях) отношения между австрийцами и итальянцами были натянутыми, — Дарья Фёдоровна и её мать очень скоро освоились в неаполитанском обществе. Однако нет никаких сведений о неофициальных отношениях семьи австрийского посланника с неаполитанским двором, подобных тем, что сложились у семейства Хитрово с правителями Тосканы.

Дарья Фёдоровна много читала, о литературных интересах её до замужества неизвестно ничего, но в её бумагах сохранился список книг, прочитанных позднее и выписки из них. По предположению биографа Фикельмон Н. Каухчишвили, с которым согласен и Раевский, в первые годы замужества её чтением руководил муж, под влиянием которого начали формироваться политические и философские взгляды Дарьи Фёдоровны. Вероятно, по его совету она изучает античных классиков, современные работы, посвящённые политическим и историческим вопросам, в том числе произведения Тьера и Тьерри. Читала она на немецком, английском, итальянском языках и, в основном, на французском.

В своих поздних письмах и дневниковых записях Дарья Фёдоровна постоянно вспоминает «прекрасные неаполитанские годы». В Неаполе Фикельмон вела интенсивную светскую жизнь, однако, по словам Раевского: «среди посетителей её неаполитанского салона <…> выдающихся людей, кажется, не было».

Первые годы брака у Фикельмонов не было детей, и Дарья Фёдоровна взяла в воспитанницы итальянскую девочку из бедной семьи по имени Магдалина. В 1825 году Магдалина была «вверена попечению» сестры Фикельмона Марии-Франсуазы-Каролины. Позднее воспитанница Фикельмонов вышла замуж за французского ювелира. В конце 1825 года в Неаполе Дарья Фёдоровна родила дочь Елизавету-Александру.

Фикельмон и Александр I

В 1823 году вместе с матерью и сестрой Екатериной Долли совершила поездку в Петербург, — Елизавета Михайловна намеревалась выхлопотать себе пенсию. Ещё в 1822 году Хитрово вместе с дочерьми собиралась на конгресс в Верону, чтобы представить их императору. Однако болезнь Екатерины нарушила её планы, а Долли не захотела расставаться с матерью и сестрой.

В июне 1823 года Хитрово с дочерьми приехала в Петербург. Елизавета Михайловна известила императора об этом письмом, и он нанёс ей и дочерям неофициальный визит. Они были очень благосклонно приняты при дворе, а между императором и семейством Хитрово завязалась переписка.

Как отмечает Раевский, частный визит к Хитрово «с точки зрения придворного этикета» был неординарным поступком со стороны Александра. Долли в своём письме к мужу восторженно рассказывает о первой встрече с императором, он оставался у Хитрово два часа, сёстры просили позволить общаться с ним, как с частным лицом, и это «привело его в восхищение»: «Он повторил нам, по крайней мере раз двадцать, чтобы мы не усваивали здешних [петербургских] привычек и оставались такими, как есть — без всякой искусственности». Долли, с ранней юности привыкшая общаться с «сильными мира сего» запросто, совершила необдуманный поступок: она ездила (вероятно, одна) в Царское Село, в не подходящее для визитов время — император находился на манёврах. В нескольких письмах, адресованных ей, Александр извиняется за то, что не мог принять её и советует быть осторожнее, чтобы не возбуждать сплетен.

По мнению Раевского, в тот период Александр I был увлечён Дарьей Фёдоровной, письма его — это не послания «любовника, но <…> влюблённого в неё человека». Сама же она на всю жизнь сохранила восторженное отношение к императору.

Хлопоты Хитрово о пенсии увенчались успехом. Как сообщает французский генерал и дипломат Шарль де Флао, лишь на несколько дней разминувшийся с ней в Петербурге, Елизавета Михайловна получила от императора пенсию (7 тысяч рублей), возмещение за прошедшие годы и земли в Бессарабии, «которые она сможет выгодно продать».

Петербург

По некоторым данным, уже в 1823 году Фикельмон думал о получении назначения послом в Петербург (он интересовался у бывшего в то время австрийским посланником в России Людвига Лебцельтерна, не собирается ли тот оставить свой пост). В конце 1828 года Меттерних отправил Фикельмона с дипломатическим поручением в Петербург для выяснения возможности сближения России и Австрии. Возможно здесь сыграло свою роль и то, что жена Фикельмона была в своё время благосклонно принята при петербургском дворе. По словам Н. Каухчишвили, Фикельмон справился со своей миссией, и «почва для возможного сближения» двух империй была подготовлена. Весной 1830 года в Вене стало известно, что на посту посла в Петербурге российский император желает видеть графа Фикельмона.

Дарья Фёдоровна вместе с мужем приехала в Петербург в конце июня 1829 года. Фикельмоны жили в арендованном посольством особняке князя Салтыкова (Дворцовая набережная, 4). Елизавета Михайловна с весны 1833 года занимала в этом же доме отдельную квартиру, вместе с ней, до своего производства во фрейлины, жила дочь Екатерина.

Дарья Фёдоровна живо интересовалась литературой и музыкой, религиозно-философскими вопросами и политикой. Её близкими друзьями были П. Вяземский, А. Тургенев, И. Козлов. Салон графини Фикельмон часто посещал Пушкин. По словам П. А. Вяземского:

Через семью посла русские знакомые получали книги, запрещённые к ввозу в Россию, а некоторые письма из-за границы друзей Фикельмонов (например, А. Тургенева Вяземскому) посылались с австрийской дипломатической почтой во избежание перлюстрации. Знакомая с мировой литературой гораздо лучше, чем большинство её сверстниц, Дарья Фёдоровна, видимо, совершенно не знала литературы русской. За годы пребывания за границей она совсем забыла русский язык (возможно, что и в детстве знала его плохо). В 1830 году супругам Фикельмон давал уроки русского языка О. Сомов. Известно, однако, что в её салоне были вечера, посвящённые литературной жизни России. Об одном из таких собраний у Фикельмон пишет С. А. Бобринская мужу: «Я тебе говорила, что мадам Хитрово с дочерью Долли оказали мне честь, пригласив на литературный вечер. Был разговор только о Пушкине, о литературе и о новых произведениях».

Д. Ф. Фикельмон и Пушкин

Знакомство Фикельмон и Пушкина состоялось осенью 1829 года. Он стал частым гостем в доме австрийского посланника, а с Дарьей Фёдоровной поэта связывали дружеские отношения. Существует версия, оспариваемая большей частью исследователей, что у Дарьи Фёдоровны был роман с Пушкиным.

Предположение возникло после публикации в 1922 году М. А. Цявловским рассказа друга поэта П. В. Нащокина в записи П. И. Бартенева. По словам Нащокина, Пушкин, в подтверждение своих слов, что «при необходимости можно удержаться от обморока и изнеможения, отложить их до другого времени» рассказал ему о своём романтическом свидании, назначенном одной блестящей светской дамой в своём петербургском доме. Утром хозяйка попыталась вывести Пушкина из дома, однако у выхода встретила дворецкого. По словам Нащокина, «Пушкин сжал ей крепко руку, умоляя её отложить обморок до другого времени, а теперь выпустить его как для него, так и для себя самой. Женщина преодолела себя». Имя дамы в рассказе Нащокина не было названо, однако её отождествляли с Дарьей Фёдоровной — на полях тетради сделана запись рукой, не принадлежащей Бартеневу, где названо имя Фикельмон.

Существует мнение, что это приключение нашло отражение в «Пиковой даме»: описание ожидания Германна, тайком проникшего во дворец старой графини, в передаче Нащокина совпадает с описанием ожидания Пушкина. А пушкинист Н. О. Лернер обратил внимание, что Германн, покидая дом графини, думает не о крушении своих надежд, а о любовнике, посещавшем её спальню шестьдесят лет назад: «Думать <…> мог в данном случае автор, а не Германн, потрясённый „невозвратной потерей тайны, от которой ожидал обогащения“. С таким настроением не вяжутся эти мысли, полные спокойной грусти».

Н. А. Раевский находил, что в «Пиковой даме» под видом дворца старой графини изображён дом австрийского посланника. Он побывал в особняке, впервые — в 1965 году и попытался восстановить былое назначение комнат в нём:

Доказательством правдивости рассказа Нащокина считается то обстоятельство, что С. А. Соболевский, ознакомившийся с записями Бартенева, не сделал никаких замечаний по поводу истории со свиданием. Существует также запись Анненкова, сделанная им в то время, когда он собирал материалы для биографии Пушкина со слов неизвестного (к тому времени Нащокина не было в живых): «жаркая история с женой австрийского посланника», следовательно, этот случай был известен ещё кому-то. По версии же Флоровского, источник Анненкова всё тот же Нащокин, который ранее рассказал эту историю будущему биографу поэта. Сторонники версии романа Фикельмон и Пушкина считают, что Дарья Фёдоровна была несчастлива в браке. Однако это остаётся только предположением: всё, что известно о супругах Фикельмон, свидетельствует о полном согласии между ними.

Часть исследователей из числа тех, кто считал, что это свидание действительно состоялось, после появления публикации Цявловского относила его к первому периоду знакомства Пушкина и Фикельмон. Однако, после того, как было обнаружено и опубликовано письмо поэта к Дарье Фёдоровне от 25 апреля 1830 года, эта версия считается маловероятной: «За изысканно любезными, великолепно отшлифованными фразами поэта совершенно не чувствуется интимной близости с адресаткой, будто бы имевшей место всего несколькими месяцами ранее». Известно немного свидетельств современников об отношениях Пушкина и Фикельмон. 26 апреля 1830 года Вяземский пишет жене, имея в виду Дарью Фёдоровну: «Как это Пушкин не был влюблён в неё, он, который такой аристократ в любви?» А 25 июля 1833 года тот же Вяземский, описывая вечер у супруги австрийского посла, сообщает, что Пушкин ухаживал за «Крюднершей». В связи с этим сообщением Раевский отмечает, что если бы у Пушкина с Фикельмон «в этот момент» были отношения «дальше дружбы», он вёл бы себя у неё в гостях «сдержаннее».

По версии Л. П. Гроссмана, Пушкин разыграл друга, сочинив, как это бывало, новеллу в духе Бокаччо и выдав её за действительное событие.

В комментариях к главе пятой «Евгения Онегина» (Татьяна близка к обмороку, когда видит Онегина, но удерживается от него) Ю. М. Лотман, отмечая, что эпизод в поэме совпадает с рассказом Пушкина Нащокину, высказывает мнение, что, если «жаркая история» имеет реальную основу, то она произошла в 1825 году, то есть гораздо ранее знакомства Пушкина с Фикельмон. Совпадение же расположения комнат дома графини из «Пиковой дамы» и особняка австрийского посольства Лотман объясняет тем, что Пушкин описал типичный барский дом XVIII века или, что тут имело место объединение «события и пространства, не связанных в реальной жизни».

Комментатор петербургской части дневника Фикельмон С. Мрочковская-Балашова отмечает, что при той дружбе, которая была между дочерью и матерью, безнадёжно влюблённой в Пушкина, совершенно невозможно, чтобы Дарья Фёдоровна вступила в связь с ним.

Дневник. История публикаций

С 1829 по 1862 годы Дарья Фёдоровна вела дневник на французском языке. До окончания Второй мировой войны он вместе с другими бумагами Фикельмонов хранился у их потомка князя Альфонса Кляри-и-Альдрингена в Теплицком замке. В 1942 году Раевский, в поисках бумаг, касавшихся Пушкина, обратился с письмом к князю и узнал от него о дневнике Дарьи Фёдоровны. После войны Раевский был арестован советскими властями и осуждён «за связь с мировой буржуазией», объявление о находке было надолго отсрочено. Подлинник дневника (десять тетрадей) после войны поступил в филиал Государственного архива в городе Дечине.

Две тетради дневника Дарьи Фёдоровны, отразившие события её петербургского периода жизни, были изучены и описаны А. В. Флоровским. Также он опубликовал общий обзор с извлечениями из дневника графини, которые характеризовали интересы и взгляды Фикельмон, женщины образованной, культурной и свободной в своих суждениях, и ту среду, в которой она вращалась — это петербургское общество было и обществом Пушкина. Исследователи в первую очередь сосредоточили своё внимание на записях Фикельмон, касавшихся Пушкина и его жены.

Полный текст дневника за 1829—1831 год был опубликован итальянской исследовательницей Н. Каухчишвили вместе с биографическим очерком о Фикельмон. Каухчишвили обратилась к изучению на основе дневниковых записей общественно-политических взглядов Дарьи Фёдоровны и её вероятной причастности к созданию некоторых пушкинских произведений и раскрытию прототипов персонажей.

Последние годы

В мае 1838 года Дарья Фёдоровна вместе с мужем, взявшим отпуск из-за её болезни, матерью и дочерью уехала за границу, надеясь, что перемена климата и лечение помогут ей. Елизавета Михайловна простилась с дочерью и внучкой в Генуе и возвратилась в Россию.

Дарья Фёдоровна в Россию больше не приезжала, хотя ещё весной 1839 года писала мужу, который работал в Петербурге, что надеется вернуться туда. 3 мая 1839 года в Петербурге внезапно умерла её мать, Фикельмон похоронил тёщу, и, снова взяв отпуск по семейным делам, уехал к жене в Экс ле Бен.

В 1839 году Фикельмон был вызван в Вену для временного исполнения обязанностей канцлера, после он снова вернулся в Россию и был отозван в июле 1840 года окончательно. Он получил почётный пост (нем. Staats und Konferenzminister), однако, судя по переписке супругов, фактически это была опала. Причины по которым, Фикельмона «держали вдали от всех дел», неизвестны.

Последний взлёт своей карьеры Фикельмон пережил в дни революции 1848 года. Ещё 1847 году из Венеции, где в это время находились Фикельмоны, Карл-Людвиг был вызван в Вену, там он впервые за много лет получил важное назначение. Его направили в Милан, где начинались революционные выступления.

В октябре 1847 года Фикельмоны переехали в Милан, где, как отмечала Дарья Фёдоровна, они в полной мере почувствовали какие напряжённые отношения сложились между австрийцами и местной аристократией. Пребывание в Милане вскоре стало опасным — зимой 1848 года начались вооружённые столкновения населения с австрийскими солдатами. В одной из стычек был смертельно ранен повар Фикельмонов. Дарья Фёдоровна описывает сестре трагические события:

В начале марта 1848 года Фикельмон получил назначение на должность председателя военного совета Австрии. Супруги уехали в Венецию, оттуда Фикельмон направился в Вену, а Дарья Фёдоровна задержалась. В Венеции она узнала о революции в Австрии и о падении Меттерниха. 18 марта Фикельмон стал министром двора и иностранных дел в составе первого конституционного кабинета.

Обстановка всё более осложнялась. Фикельмон, умеренный политик, по сути дела, расходившийся с Меттернихом во взглядах, тем не менее не мог пользоваться популярностью. Основанием для нападок на Фикельмона было его последовательное русофильство, не последнюю роль сыграло и происхождение его жены. Дарья Фёдоровна писала сестре, что боялась даже видеться с русскими, чтобы не навредить мужу. Вскоре он был обвинён в получении взятки от русского правительства:

2 мая 1848 года к Фикельмону явилась студенческая делегация с требованием его отставки, его дом с девяти часов вечера до двух ночи был окружён толпой народа. На следующий день Фикельмон, по словам своей жены возмущённый бездействием властей, подал в отставку..

Фикельмоны вместе с дочерью и зятем уехали в Теплице, где прожили, никуда не выезжая. Но и покинув Вену, они не чувствовали себя в безопасности. В письмах к сестре Дарья Фёдоровна сообщает о потрясении, которое вызвали вести о гибели от рук восставших комиссара Ламберга и военного министра Латура. Она просит сестру писать не прямо, а через Берлин, так как положение, в котором находится Фикельмон, обвинения, выдвинутые против него, «ставят в настоящее время барьер между мною и тобой».

Жизнь Дарьи Фёдоровны на склоне лет была спокойной. Её радовал счастливый брак дочери, вышедшей замуж за одного из самых богатых и знатных австрийских аристократов, в сорок семь лет у Дарьи Фёдоровны было уже четверо внуков.

Дарья Фёдоровна пережила мужа всего лишь на шесть лет: она скончалась 10 апреля 1863 года и была похоронена в семейном склепе князей Кляри-и-Альдринген в селении Дуби близ Теплице.

Дети

Адреса в Санкт-Петербурге

Дом Салтыкова, Дворцовая набережная, 4 (1829 — 1838 гг.)