Во второй половине XVIII века после долгого периода политического, экономического и военного упадка, в социально-экономической жизни Речи Посполитой наметился определенный прогресс. С увеличением внутреннего спроса на товары сельского хозяйства заметно увеличилось производство, появились первые мануфактуры. Началась борьба за политические и экономические реформы, которые включали бы в себя создание постоянной армии вместо недисциплинированного конного войска, упорядочение государственного управления и финансовой системы. Проекты эти неизменно вызывали сильное сопротивление шляхетства.
Впрочем, в 1764 г., когда после смерти Августа III престол некоторое время оставался вакантным, фамилии Чарторыйских, надеявшихся, что следующим королем станет кто-либо из их родни, удалось провести частичную реорганизацию финансового, судебного и военного ведомств, а также в определенной мере упорядочить работу сейма.
В 1764 г. под давлением России польским королем был избран Станислав Август Понятовский, один из мелких представителей «фамилии» Чарторыйских. Продолжение реформ кроме сопротивления польского дворянства натолкнулось также на противодействие Пруссии и России, не желавших усиления соседнего государства.
Для усиления давления на Речь Посполитую, екатерининское правительство использовало как предлог так называемый «диссидентский вопрос» — иными словами, требование уравнения православных в правах с католиками. Однако, опираясь на поддержку Пруссии и Австрии, шляхетство предпочло вооруженное сопротивление российским притязаниям. Несмотря на то, что правительство Понятовского предпочло согласиться с требованиями России и принять закон об уравнении в правах католиков и православных (1767 г.), несогласные с этим решением образовали в 1772 г. в г. Баре (Украина) конфедерацию для борьбы равно с Россией и с собственным правительством. При поддержке русских войск, конфедераты были разгромлены летом следующего, 1768 г. В то же время в Речи Посполитой вспыхнуло крестьянское восстание, направленное против всего дворянского сословия безотносительно к его национальности. Это восстание, получившее в позднейшей историографии название Колиивщины (от слова «кол» — основного оружия крестьянского войска), ослабевшее польское государство уже не могло подавить собственными силами и вынуждено было обратиться за помощью к России, оказавшись подобным образом в вассальной зависимости от соседа.
Пруссия и Австрия тем временем начали захват польских приграничных земель, и, воспользовавшись трудным положением, в которое попала Россия в начале русско-турецкой войны, принудили последнюю согласиться на раздел Речи Посполитой, последовавший в 1772 году и официально утвержденный сеймом в 1773 году. По этому соглашению (получившему в дальнейшем имя «Первого раздела Польши») к России отошли Верхнее Поднепровье и Подвинье, составлявшие часть белорусских земель, и часть Латвии — Латгалия.
Турецкий султан, недовольный вмешательством русских в польские дела и значительным усилением России на Западе, использовал как предлог действие одного из русских военных подразделений. Преследуя конфедератов, русские солдаты вторглись на турецкую территорию и захватили городок Балту. 25 сентября 1768 года султан объявил войну России. В союзе с Турцией выступили польские конфедераты, обязавшись выставить 100-тысячное войско, при том, что их реальные силы не превышали 17 тыс. солдат, также стамбульское правительство рассчитывало на поддержку Австрии и Франции. В намерения турок входило овладение Астраханью и Киевом, в то время как союзные западные державы рассчитывали восстановить польские границы на востоке и значительно ослабить в этой стране российское влияние. Военные действия разворачивались на трех фронтах — на Дунае, в Крыму и Грузии, куда российские войска вступили по приглашению местного правительства.
В этой войне прославили себя П. А. Румянцев, одержавший победы при Рябой могиле и при Кагуле, а также Суворов, разбивший турок при Козлудже, Туртукае и Гирсове. Российский флот под командованием Г. А. Спиридова, С. К. Грейга и А. Г. Орлова сумел разбить турок в бою в Чесменской бухте.
Однако же, в 1771 г. русские войска под командованием генерала Эссена понесли жестокое поражение у стен крепости Журжа, в результате чего вынуждены были отступить, и турки временно перехватили инициативу в военных действиях. В 1772 г. между сторонами было заключено перемирие, однако, надеясь на помощь союзников, султан отказался удовлетворить претензии России, требовавшей свободного пропуска своих судов через черноморские проливы, и военные действия возобновились в следующем году.
В 1774 г. после жестокого поражения в битве при Козлудже, турецкое правительство, окончательно разочаровавшееся в это время в своих надеждах на союзную помощь (Австрия отказала в обещанном, Франция ограничилась лишь присылкой денег и инструкторов к польским конфедератам, последние же оказались не в состоянии сколько-нибудь серьёзно повлиять на ход войны), согласилось начать мирные переговоры. 10 июля 1774 г. в деревне Куйчук-Кайнарджи был подписан договор между двумя странами. Согласно ему, Крым, а также Кубань и Буджак становились независимыми от Турции, Россия получала Керчь и Еникале (в Крыму) и Кинбурн (на черноморском побережье), а также получала право дополнительно укрепить Азов. Также российский флот получал право беспрепятственного прохода через проливы, и на побежденную сторону была наложена контрибуция в сумме 4,5 млн рублей. Дополнительно к тому под протекторат России попадали княжества Молдавия и Валахия.
Непосредственным поводом к началу крестьянской войны 1773—1775 гг. послужили упорные слухи о «чудесном спасении» императора Петра III, и наконец появление будущего вождя восстания Емельяна Пугачева, во всеуслышание объявившего себя спасшимся императором.
Причинами же её были усиливающаяся эксплуатация крепостного крестьянства и рабочих на горных заводах, вызванная постоянной нуждой правительства в средствах на ведение войн, и произвол на местах, где крепостной был полностью зависим от воли и каприза своего владельца. Оренбургское и яицкое казачество открыто выражало недовольство ущемлением своих старинных «вольностей», брожение начиналось и среди коренного населения приуральских областей, калмыков и башкир, вынужденных платить «ясак» и страдавших от деспотизма местных властей.
В августе — начале сентября 1773 г. Емельян Пугачёв сумел собрать вокруг себя небольшой отряд яицких казаков. 17 сентября он опубликовал первый манифест, жаловавший местное население рекой Яиком «с вершин и до устья, и землею, и травами, и денежным жалованьем, и свинцом, и порохом, и хлебным провиантом». С отрядом в 200 человек, вооруженных ружьями, копьями и луками, Пугачёв выступил к Яицкому городку. Захватив его, а также подчинив себе близлежащую территорию, постоянно растущее крестьянское войско 5 октября 1773 года подошло к Оренбургу. Осада города продолжалась около полугода, до 23 марта 1774 г.
Несмотря на то, что взять Оренбург Пугачёву так и не удалось, восстание продолжало шириться. 13 ноября был разбит отряд полковника Чернышёва, шедший на помощь городу, затем — отряды генерала Кара и майора Зеева. В результате этих побед крестьянское войско продолжало расти, пугачевцы без боя заняли Самару, ими же оказался захвачена вся западная часть современной Оренбургской области.
28 ноября 1773 г. государственный совет, сняв с поста Кара, назначил на его место энергичного генерал-аншефа русской армии А. И. Бибикова. Под его руководством правительственные войска начали одерживать одну победу за другой, пока наконец Пугачев не был вынужден снять осаду и отойти к Волге, где сумел занять Казань, Пензу, Петровск и Саратов. Однако отряд полковника Михельсона сумел настигнуть основные силы повстанцев и в ночь с 24 на 25 августа разбить их окончательно в битве у Чёрного Яра. Выданный своими бывшими соратниками, Пугачёв был доставлен в Москву и казнён 10 января 1775 года.
Происхождение «княжны Таракановой» до настоящего момента достоверно неизвестно (полагается вероятным, что она и сама о нём не знала).
Судя по сохранившимся описаниям, «княжна» была худощавой, стройной и темноволосой, видом своим напоминая итальянку. Отличаясь редкой красотой (которую не портило даже небольшое косоглазие) и умом, а также тягой к неумеренной роскоши, авантюристка всегда имела немало поклонников, средствами которых беззастенчиво пользовалась, доводя некоторых до разорения и тюрьмы.
Алексей Орлов, позднее захвативший и доставивший самозванку в Петербург, характеризовал её следующим образом:
Шарль-Пино Кастера предполагал, что её ещё в детстве забрал из семьи князь Карл Радзивилл, желая вырастить будущую самозванку и претендентку на российский престол, тем более, что слухи о дочери Елизаветы Петровны и Разумовского были хорошо известны в Европе.
Передавая ходившие слухи, Кастера выдвинул несколько предположений, кем была эта девочка на самом деле — как то дочерью султана, знатной полькой или представительницей неизвестной национальности, будущей невестой внука принца Георга Голштинского. Английский посланник при петербургском дворе уже после поимки и заключения самозванки в Петропавловскую крепость объявил Екатерине, будто она дочь пражского трактирщика, английский же посланник в Ливорно, содействовавший Орлову в поимке «княжны», уверял, будто она дочь нюрнбергского булочника. Однако предположениям о «предварительной подготовке» противоречит то, что «княжна» с достаточным трудом объяснялась по-польски (при том, что понимала этот язык) и долгое время выдавала себя за персидскую принцессу, далеко не сразу приняв образ наследницы российского престола. Али-Эмете, как предположительно звали княжну, была дочерью персидского шаха и его грузинской наложницы. В возрасте семи лет её отправили в Европу, надеясь впоследствии украсить чей-то гарем европейски образованной девицей.
Версии о её происхождении из низов противоречили явно незаурядное образование и воспитание: манеры, такт, знание языков (при том, что самозванка совершенно не говорила по-русски). Также по воспоминаниям современников, она живо интересовалась искусством, прекрасно разбиралась в архитектуре и живописи, рисовала и играла на арфе.
Рассказы же о своем происхождении она постоянно меняла, очевидно, в соответствии со своим очередным «имиджем», и вероятно, в реальности сама не знала о нём.
Так или иначе первые следы самозванки обнаруживаются в Киле около 1770 г., откуда она перебралась в Берлин, и в этом городе жила некоторое время под именем фройляйн Франк. После некоей темной истории, в которую она оказалась вовлечена, девица Франк переехала в Гент, где звалась уже фройляйн Шель. Здесь она познакомилась с сыном голландского купца по фамилии ван Турс (van Toers), которого довела почти до разорения своей неуемной тягой к роскошной жизни и удовольствиям. Преследуемая кредиторами, в 1771 г. она перекочевывала оттуда в Лондон, вместе со своим возлюбленным, бросившим ради неё законную супругу. Известно, что кроме денег ван Турса она располагала средствами, поставляемыми неким неизвестным (по её собственным уверениям — персидским дядей, как полагает Кастера, и за ним П. Мельников — поляками). В Лондоне самозванка жила под именем мадам Тремуйль.
Весной 1772 г. новые и старые кредиторы начали их донимать и здесь, после чего ван Турс (сменив имя на «барон Эмбс») бежал в Париж. Три месяца спустя к нему присоединилась «княжна» в сопровождении нового воздыхателя барона Шенка, пользовавшегося весьма сомнительной репутацией. Поселившись в 1772 г. в Париже, она назвалась принцессой Владимирской. Согласно этой версии, она происходила из богатого русского рода князей Владимирских, воспитывалась у дяди в Персии, а по достижении совершеннолетия приехала в Европу с целью отыскания наследства, находившегося в России. (Именем «княжны Таракановой» она никогда не пользовалась). Полагают, что к этому новому превращению был причастен князь Михаил Огинский, польский посланник при версальском дворе.
Здесь она завлекла в свои сети престарелого маркиза де Марина и наконец графа Рошфора де Валькура, гофмейстера при дворе князя Филиппа Фердинанда Лимбургского, причем Рошфор предложил ей руку и сердце, на что княжна Алина охотно согласилась. Однако же, в начале следующего 1773 г. её и здесь начали донимать кредиторы, при чём Эмбс и Шенк попали в долговую тюрьму, ей же ничего не оставалось, как вновь бежать. Переехав сначала в деревню неподалеку от Парижа, она, вместе со своей свитой, а также Эмбсом и Шенком, выпущенными на свободу под поручительство маркиза де Марина, отправилась во Франкфурт, однако, кредиторы нашли её и здесь.
Во Франкфурте для самозванки все складывалось весьма плачевным образом, вместе со своей свитой она была выдворена из гостиницы, ей грозила тюрьма, однако, на этот раз ей пришёл на помощь сам князь Лимбургский, прибывший в город вместе с Рошфором из-за тяжбы с курфюрстом бранденбургским Фридрихом II, который якобы нарушил державные права Лимбургского князя. Здесь же, встретившись с «княжной», 42-летний князь влюбился в неё, немедля уладил дела с кредиторами и пригласил к себе в Лимбургское княжество, где княжна могла продолжать веселую и разгульную жизнь. Та в скором времени перебралась в принадлежавший князю замок Нейсес во Франконии, где вела себя как и раньше, тем более, что влюбленный князь предоставил ей возможность едва ли не бесконтрольно распоряжаться доходами с его владений, а своего соперника — Рошфора — заключил в тюрьму как «государственного преступника». Здесь княжна в очередной раз переменила имя, назвавшись «султаншей Али-Эмете или Алиной (Элеонорой)», принцессой Азовской. Здесь она завела свой двор и даже учредила орден «Азиатского креста». Отдалившись от прежних поклонников, Алина всерьез решила женить на себе Лимбургского князя. Для того на неизвестно каким образом появившиеся средства она помогла ему выкупить графство Оберштейн, в котором сама же стала неофициальной хозяйкой. Чтобы окончательно привязать к себе князя, она пугала его своим возможным возвращением в Персию и наконец объявила о беременности. В июле 1773 г. он наконец сделал ей официальное предложение.
Впрочем, конференц-министр трирского курфюрста фон Горнштейн, по-видимому, вполне доверявший «султанше», все же заметил князю, что стоило бы потребовать документы о рождении невесты и настоять на её официальном переходе в католическую веру. В ответ на это «принцесса Азовская» выдвинула первую из версий о своем происхождении, которые в дальнейшем неоднократно менялись.
Имя отца самозванка предпочла не называть, объявив впрочем себя подданной Екатерины, владеющей Азовом на правах вассального подчинения. Тогда же она объявила своим опекуном российского вице-канцлера и министра иностранных дел князя А. М. Голицына. Стараясь раздобыть деньги, «княжна» пустилась в новую авантюру, начав составлять проект лотереи, к участию в котором желала привлечь Михаила Огинского, тот же под благовидным предлогом ей отказал.
Князь Лимбургский в это время