Родился 12 октября 1944 года в только что освобожденном от Блокады Ленинграде.
Отец — Александр Васильевич Охапкин, офицер пожарной охраны, родом из Тверской губернии. Рано оставил семью. Мать — Анна Ивановна Соколова, ткачиха. Бабушка — Ольга Григорьевна Соколова, работала в детском саду вместе с Евдокией Ивановной Горшковой, занимавшейся воспитанием Олега (из-за болезни матери) с 12 лет.
Е. И. Горшкова была в среде почитателей отца Иоанна Кронштадтского, но умеренного крыла. Она не принадлежала к тому кругу иоаннитов, которые были признаны Мессионерским съездом 1908 года сектой, не состояла в структурах этой секты более позднего времени. С подачи Д. Я. Дара, который в свое время не разобрался в этом вопросе, бытует мнение на счет характера религиозного воспитания Олега. Оно не было фанатичным, но было в духе свободного религиозного творчества отца Иоанна Кронштадтского (как известно, последнего не очень одобрял К. П. Победоносцев, который любил в Церкви «тихих тружеников»). В юношеские годы вместе со своей воспитательницей он часто посещал монастыри, где было живо старчество.
Сестра — Охапкина Галина Александровна, 1945 года рождения, торговый работник.
В 1957—1958 пел в хоре Александро-Невской лавры. В 1961 году окончил Архитектурно-художественное ремесленное училище. Затем поступил в музыкальное училище им. Мусоргского (класс вокала). Параллельно работал маляром, осветителем и статистом в Малом оперном театре (1963—1965), певцом в хоре Ленинградского радио и телевидения под управлением Г. Сандлера (1965-66). Однако, в 1966 году оставляет музыкальное училище, окончательно решив посвятить себя поэзии. В 1966 — год смерти А. Ахматовой, пришел в литобъединении «Голос юности» к Давиду Яковлевичу Дару.
Служение поэзии требовало новой организации жизненного времени. Устраивается рабочим в Эрмитаж на зимнее время (1966-70), а летом — в археологические экспедиции по Средней Азии, Архангельской области, в геофизическую экспедицию в Якутию. Конец 60-х ознаменовался судьбоносными встречами с И. А. Бродским и Н. А. Козыревым. Художественное творчество первого и научное — второго существенно повлияли на формирование собственного стиля Олега Охапкина. В 1970 году становится литературным секретарем лауреата Сталинской премии писательницы Веры Пановой (жены Д. Дара), а через год по их рекомендации был принят в профком литераторов при Союзе писателей. С открытием в 1971 году литературно-мемориального музея Ф. М. Достоевского, работал некоторое время и секретарём директора этого музея. С 1979 по 1986 — эпоха литературного подполья с непременной работой оператором газовой котельной.
За этот период подготовлены поэтические книги: «Ночное дыхание» (1966-68), «Возвращение мест» (1969), «Душа города» (1968-69), «Моление о Чаше» (1970), «Времена года» (1970-71), «Посох» (1971-72), «Высокая цель» (1973-74). В 70-е несколько стихотворений и поэтических переводов были опубликованы в официальных изданиях, однако большинство рукописей расходилось в самиздате. Стихи печатались в машинописных журналах «Обводный канал», «Часы», «37», «Вече» (Москва) и других. После публикации в альманахе «Аполлон-77» стихи Охапкина начинают печататься за рубежом: в «Антологии Голубой Лагуны», в журналах «Грани», «Время и мы». «Эхо», «Вестник РХД».
В этот период он один из самых активных участников самиздата двух столиц. В 1976 году у него на квартире состоялся первый семинар «Гумилёвские чтения» под руководством литературоведа И. Мартынова (сейчас живет в США). В 1978 стал соредактором религиозно-философского журнала «Община» (печатный орган междугородного христианского семинара). В 1980 было возбуждено политическое дело в отношении главного редактора этого журнала В.Пореша (ст.172 УК СССР) по которому О. Охапкин проходил свидетелем. Обстоятельства этого дела сильно подорвали его психофизическое состояние. В 1984 году он впервые оказывается в психиатрической больнице. С тех пор он периодически вынужден был находиться там не всегда по медицинским показаниям.
В конце 1981 по инициативе И. Адамацкого, Б. Иванова и Ю. Новикова, по согласованию с управлением КГБ и Ленинградского отделением Союза писателей СССР создается «Клуб-81». Он становится членом этого Клуба в числе иных 70 представителей независимой культуры. Благодаря деятельности «Клуба-81» произошла легализация авторов самиздата. Это новое литературное образование выпускает в 1985 году в Ленинградском отделении Союза писателей сборник «Круг», в числе авторов и Охапкин. Это было его первой официальной публикацией.
Первая книга стихов (написанных в период с 1968 по 1973) вышла в 1989 году по-прежнему усилиями друзей. Ее готовит в своем парижском издательстве «Беседа» философ Татьяна Горичева. Однако, в период Перестройки его стали активно печатать толстые литературные журналы «Звезда», «Нева», «Аврора».
В 1990 году вступает в Союз писателей России (разделившийся к тому времени), примкнув к его либерально-демократическому крылу под названием «Апрель», что не удивило его друзей в другом православно-монархическом крыле. О. Охапкин всегда был чужд политических разборок и дружил со всеми «с кем приводил Бог дружить».
Маленький сборник стихов «Пылающая купина» 1990 года, выпущенный под эгидой Союза писателей (блок книжек вновь вступивших авторов назывался «Октава») — вершина официальной карьеры Охапкина. Последующие две книги опять издали друзья. В 1994 году к 50-летию книга поэм «Возвращение Одиссея» и к 60-летию книга «Моление о Чаше» в издательстве Дмитрия Шагина «Mitkilibris».
Усилиями его друзей-демократов была учреждена в 1995 году литературная Державинская премия, первым лауреатом которой был избран именно «православный поэт Олег Охапкин». Премия дана ему «за развитие российской оды».
Был женат дважды. Первая жена (с 1976 по 1981) — Елена Кимовна Кривицкая. Родилась в Минске в 1956 году. Инженер коммунального хозяйства. Дочь — Мария.
Вторая жена (с 1989 по 2004) Татьяна Ивановна Ковалькова. Родилась в Ленинграде в 1964 году. Журналист. Дочь — Ксения.
Умер Олег Охапкин утром 30 сентября 2008 года в психиатрической больнице № 5, не пробыв там и суток. По уникальному стечению обстоятельств в том месте, где и родился. Ранее старинная больница у Троицкого (Измайловского) собора была родильным домом, а семья Олега жила поблизости, на Фонтанке у Египетского моста.
Отпевание состоялось в Петербурге 4 октября 2008 года в Церкви Спаса Нерукотворного Образа на Конюшенной площади. Отпевание совершили о. Константин Константинов и друг поэта о. Борис Куприянов. В этом храме отпевали А. Пушкина, О. Григорьева. Похоронен на Волковском православном кладбище (Пещерская дорожка).
В русской поэзии продолжил линию Державин — Тютчев, обогатив ее живым языком XX века. В поэтическом пространстве 1960-х годов складывалось множество различных направлений. Были «ахматовский сироты» (Найман, Бродский, Бобышев, Рейн), «аристократы-эзотерики» (во главе с Волохонским), неодадаисты (Эрль, Миронов). Олег Охапкин и Леонид Аронзон стояли особняком. Охапкин был лидером группы, в которой проявляли интерес к архаическим поэтическим формам поэзии XVII века, к силлабике. Но они не пытались их реконструировать. Это был своеобразный авангардизм через архаизм.
Из статьи Виктора Кривулина «Петербургская спиритуальная лирика вчера и сегодня» : « В нашей среде торжествовало поздневизантийское сакральное отвращение к обыденной жизни. И этому сопутствовало завораживающе-прекрасное отвращение продуцируемого текста к самому себе, то есть к словам, его составляющим. Пытаясь воссоздать атмосферу духовных поисков 60-70-х гг., нужно иметь в виду, что никакой позднейший текстовой анализ не в состоянии передать действовавшие на протяжении четверти века творчески-разрушительные импульсы, которые усиливались эффектом „проживания сказанного“.
В этом смысле самая, пожалуй, характерная и „чистая“ фигура — Олег Охапкин. Воспитанник полуподпольных „иоаннитов“, пришедший в поэзию из церковной среды, он строил свою жизнь „по слову“, как метафору тотального сомнения в реальности собственного физического бытия. Достаточно вспомнить его поэму „Голод“ (начало 70-х). В то время он действительно голодал, но проживал это состояние не как физиологический факт, но как знак эсхатологического противостояния соблазнам окружающего „совка“. Он сам себя обрек на голод „ради слова“, и, фиксируя свое состояние в поэтической форме, говорил фактически о „голоде словесном“, о неутолимой потребности героически подражать Богу-Слову. В этом деле подражания Христу сосновополянская хрущоба представала пещерой монаха-отшельника. И не всегда, вероятно, форма делания соответствовала высокой цели.
Любое жизненное обстоятельство, с которым сталкивался поэт, воспринималось им символически, в контексте литургии. Он чувствовал себя сораспинаемым с Богом даже в тот момент, когда вынужден был общаться с участковым милиционером или чиновником из Союза писателей».
АНТОЛОГИИ
ЖУРНАЛЫ
В эмиграции:
Самиздат: