Публий

Родился, предположительно, в южной Галлии, в знатной семье. Получил образование, затем поступил на государственную службу, последовательно занимая, в частности, посты квестора, претора и консула. В 98 г. опубликовал трактат «О происхождении германцев и местоположении Германии» (De origine, moribus ac situ Germanorum). Затем в период с 98 по 116 г. создаёт два своих главных произведения — «Историю» (Historiae) (из 14 книг, охватывающих период с 69 по 96 гг., сохранились книги I—IV и частично V) и «Анналы» (Annalium ab excessu divi Augusti) (16 книг, охватывающих период с 14 по 68 г; сохранились книги I—IV и частично V, VI, XI и XVI).

Биография

Жизнь Тацита не может быть воспроизведена с точностью и полнотою.

Родился Тацит около 55 г н. э.

Детство его протекало во времена Нерона.

Согласно вкусам эпохи, он получил тщательное, но чисто риторическое образование.

В 78 г он женился на дочери известного полководца Агриколы; был в дружеских отношениях с Плинием Младшим, который передал ценные подробности о его жизни.

Цветущий возраст Тацита совпал с правлением первых Флавиев; он начал службу при Веспасиане. Тит предоставил ему квестуру (около 80 г.), то есть ввел его в сенаторское сословие.

При Домициане Тацит был претором (Тас., Hist., I,1); после 88-го г. отправлял какую-то должность в провинциях (может быть, был легатом в Бельгике).

Возвратившись в Рим, Тацит среди террора Домициановой тирании был вынужден устраниться от участия в делах. Оставаясь безмолвным наблюдателем совершавшихся в столице мрачных событий, он почувствовал призвание углубиться в историческую работу.

При Нерве в 97 г. Тацит был консулом.

В царствование Траяна он исправлял должность проконсула Азии; при Траяне же написаны главные труды Тацита.

Умер он вскоре после вступления на престол Адриана (ок. 120 г.).

Богатый жизненный опыт, запечатлевшийся в его высоко настроенной душе; яркие воспоминания старших современников о начале империи, прочно усвоенные его глубоким умом; внимательное изучение исторических памятников — все это дало ему большой запас сведений о жизни римского общества в I в. н. э. Проникнутый политическими принципами старины, верный правилам древней нравственности, Тацит чувствовал невозможность осуществить их на общественном поприще в эпоху личного правления и развращенных нравов; это побудило его служить благу родины словом писателя, повествуя согражданам об их судьбах и поучая их добру изображением окружавшего зла: Тацит стал историком-моралистом.

Литературная деятельность

Литературная деятельность Тацита в юные годы выражалась лишь в составлении речей для процессов, которые он вел как защитник или обвинитель. Практика убедила его, что во время господства монархии не может процветать свободное красноречие, и доказательству этой мысли посвящено его первое сочинение — рассуждение о причинах упадка ораторского искусства «Dialogus de oratoribus» (около 77 г.). Это очень небольшая работа (42 гл.), написанная изящным языком (еще цицероновским, хотя и обнаруживающим признаки оригинального стиля позднейших сочинений Тацита), не только ценная в литературном отношении, но и богатая историческими данными. Изложение прочувствованное, тонкое, остроумное, но еще лишенное горечи; ряд живых типических образов представителей римской образованности проходит перед глазами читателя. Появление исторических трудов Тацита относится ко времени царствования Траяна, когда справедливость и мягкость правителя обеспечила свободу слова (см. Тас., Hist., I, 1). Он начал с двух («монографических») очерков, появившихся в 98 г. Первый — жизнеописание Агриколы («De vita et moribus Julii Agricolae», 46 глав), написанное с целью воздать хвалу его гражданским доблестям и военным подвигам. Сочинение это изобилует материалом для знакомства с эпохой вообще. Автор сообщает важные сведения о населении Британских островов и о нравах римского общества во время Домициана.

Построение рассказа напоминает манеру Саллюстия. Язык не чужд искусственности, смягчаемой теплотою тона и богатством живописи. Фигура героя и фон, на котором она рисуется, написаны мастерски. По мысли Тацита, хорошие люди могут жить и действовать и при худых государях; силою духа в подвигах для процветания государства и стойким воздержанием от участия в злодеяниях тиранов они приобретают славу для себя и показывают другим добрый пример. Здесь чувствуется уже любимая философско-историческая идея Тацита. В том же году Тацит издал свою небольшую, но знаменитую «Германию» — «De o rigine, situ, moribus ac populis Germanorum» (46 гл.). В ней рассматривается сначала быт (экон., сем., соц., полит, и религ.) германцев, затем описываются особенности учреждений отдельных племен. Ученые много спорили о «Германии». Одни утверждали, что это только политический памфлет, написанный с целью удержать Траяна от гибельного похода вглубь Германии рассказом о силе ее племен. Другие считают ее сатирою на римские нравы или утопией политического сентименталиста, видевшего золотой век в первобытном неведении. Правильным можно назвать лишь тот взгляд, который считает сочинение Тацита серьезным этнографическим этюдом о жизни народов, начинавших играть видную роль в римской истории. Составленная на основании если не личных наблюдений, то сведений из первых рук и изучения всего раньше написанного о предмете, «Германия» является важным дополнением к главным историческим сочинениям Тацита. Для науки о германских древностях большое счастье, что во главе ее источников стоит замечательное произведение, дающее возможность изучать историю Германии с I в. от Р. Х.; в нем сообщаются незаменимые данные, хотя и затемненные некоторою манерностью и аллегоричностью изложения, вызвавшей бесконечные контроверзы. Разногласия в оценке «Германии» Тацита вытекают из того, что моралистический элемент в ней еще более силен, чем в «Агриколе»: римлянин, встревоженный бедствиями родины, невольно строит печальные антитезы между слабостью соотечественников и силою угрожающего им неприятеля. Но изображение у Тацита нравов полудиких соседей — далеко не идиллическое; глубокою историческою прозорливостью звучат слова (гл. 33), в которых автор выражает пожелание, чтобы не прекращались междоусобия германских варваров, ибо раздоры внешних врагов отдаляют наступление грозного рока, который готовят государству его внутренние неустройства. Главным трудом Тацита была задуманная им общая история его времени. Первоначально он предполагал дать рассказ о жестоком царствовании Домициана и в виде успокаивающего контраста — о более счастливом царствовании Траяна; но он почувствовал потребность раздвинуть рамки и перспективу, и разросшийся план охватил всю эпоху принципата от смерти Августа; история Траяна должна была составить конечное звено обширной историографической схемы, примыкающей к обозрению времени Августа, уже данному предшествующими историками. Выполнены автором лишь две части программы. Прежде всего он написал (между 104 и 109 г.) обозрение (в 14 книгах) событий от воцарения Гальбы до смерти Домициана; это так называемые «Истории» (Historiae). До нас дошли лишь первые 4 книги и часть пятой, охватывающие смутное время Гальбы, Отона и Вителлия до вступления во власть Веспасиана (69 и 70 гг.). Рассказ ведется с большой подробностью; блестящее изложение, основанное на близком знакомстве автора с предметом, полно глубокого интереса. Самым зрелым произведением Тацита, истинным венцом его историографической деятельности должен быть назван последний его труд — «Летопись» (Annales). Он появился между 110 и 117 гг. и содержит историю римской империи во времена Тиберия, Калигулы, Клавдия и Нерона («ab excessu divi Augusti»), Из 16 книг сохранились первые 4, начало 5-й, часть 6-й и 11—16. Все индивидуальные черты автора особенно ярко обнаруживаются в этом замечательнейшем его труде. Неосновательно также мнение, что Тацит заимствовал свое изложение из какого-нибудь одного источника, как Плутарх в своих биографиях, подвергая его лишь литературной переработке. «Анналы» опираются на основательное изучение многочисленных письменных памятников и устных рассказов; сведения черпались автором отчасти даже из документов официального характера (сенатских протоколов, ежедневной римской газеты и т. д.).

Мировоззрение Тацита

Мировоззрение Тацита лучше всего познается из его историографических взглядов. Он является типичным представителем римской образованности, но вместе с тем в нем обнаруживаются черты своеобразной и могучей индивидуальности. Тацит был глубоким идеалистом, но, как у большинства историков древности, идеализм его подрывается пессимистическим настроением: он сомневается в прогрессе и потому является консервативным защитником доброго старого времени. Изображая республику, он выдвигает как основную черту этой героической для него эпохи не свободу, а древнеримскую доблесть (virtus). Такая точка зрения вызывала в Таците недоверие к демократии. Доблестными не могут быть все: народ, толпа — сила темная и слепая (Ann., XV, 16); носителями добродетели всегда были благородные (nobiles). Тацит знал недостатки всех трех известных в его время основных форм правления — монархии, аристократии и демократии (Ann., IV, 33), но отдавал предпочтение второй: знатные — это лучшие, и благо народу, когда власть в их руках. Тацит, по происхождении чуждый нобилитету, был искренним защитником цицероновского идеала в эпоху уже сложившегося принципата, когда защитники павшего порядка слагали головы на плахе, когда даже друг Тацита, Плиний Младший, признавал себя приверженцем нового строя. Последний «идеолог старой аристократической республики» на вопрос: отчего она погибла? отвечал: «потому, что правящая знать потеряла свою virtus». В качестве силы, управляющей историческими процессом, выставляется, таким образом, этико-психологический момент; построение автора объединяется моралистическим прагматизмом; источник исторических перемен он видит в деятельности руководящих групп, ведущих государство к добру или злу, смотря по уровню нравственности своих вождей. Тацит сам ясно понимает и откровенно показывает необходимость утверждения в Риме монархии (см. A n n., IV, 33; Hist., I, 16). Он оценивает дело Августа как благодеяние для римского мира, утомленного войной и эксплуатацией неспособных и алчных правителей (Ann., I, 2; Hist. I,1). Но суровая совесть писателя не хочет примириться с падением республики, и проницательный взгляд историка предугадывает надвигающиеся бедствия. Правители с высокою душою редко рождаются в развращенном обществе; государство отдано в руки жестоких и распутных деспотов, которые легко господствуют над невежественною чернью и не встречают сопротивления в знатных, ищущих лишь наживы и карьеры, когда раболепствует даже сенат, исконный оплот гражданской чести и свободы. В силу своего староримского склада мысли Тацит не мог усмотреть прогрессивных течений, поддержанных империей и укрепивших ее. Новый режим окрашивается в его глазах лишь кровью его жертв и оргиями во дворце Цезарей; его кругозор не заходит за пределы центра римского мира, и звуки новой жизни, зарождавшейся в провинциях, не доходят до его ушей. Тацит ужасается победою зла и пишет историю, чтобы, изображая беду, научить ее исправлению (Ann., III, 65; IV, 33; Hist., III, 51). Такая задача летописания вызывает в нем почти религиозное одушевление; но он недоумевает, как осуществить избранное призвание. Он уже не верит, как Геродот, что народ его — избранник богов. Пути божества для него загадка: он рисует себе его скорее мстительным, чем милостивым. С другой стороны он не умеет, как Фукидид, верить в спасительную силу общественных условий. Не научился он понимать значение и коллективных факторов жизни. История рисуется в его потрясенной душе как мрачная и страшная трагедия. Государство нельзя спасти; остается искать достойный выход для личности. Это нелегко было сделать в той культурной среде, которая окружала Тацита. Члены принципиальной оппозиции цезаризму не имели готовой программы. В них не выработался тот дух непоколебимой пассивной борьбы за идею против насилия, который впервые создан был христианством; дорога заговоров казалась низкою их моральному ригоризму; над ними тяготела античная идея «верности государству» и мешала им стать открытыми революционерами. Жизнь их была проникнута тяжелой личной драмой: совесть упрекала их в содействии деспотизму непротивлением его жестокостям (Agric., 45). Тацит стремится «покориться судьбе», говорит, что надо желать хороших государей, но переносить пороки худых, как неустранимые грозные явления природы (Hist., IV, 8; 74). Он восхищается героизмом людей, подобных Тразее, но не одобряет их бесполезного самоотвержения (Agric., 42). Он старается найти между безнадежной борьбой и позорным раболепством средний путь, чистый от низости и свободный от опасности (Ann., IV, 20). Образцом такого поведения Тацит ставит Агриколу; идейный республиканец, он силится стать честным слугою империи. В конце концов он не выдерживает такого положения; в самом его тоне звучит внутренний разлад между благородными инстинктами нравственного человека и рассудочными доводами благоразумного политика. Вот отчего грусть разлита по произведениям Тацита; только это не безразличная меланхолия усталой старости, а горячее волнение оскорбленного, но любящего и жизненного сердца. Дух его ищет утешения в философии, против которой деловитый римский ум обыкновенно чувствует предубеждение (Agric., 4). Больше всего подходит к его темпераменту стоическая доктрина, рекомендующая выработку твердости воли в личной жизни и смерти. В трагическом кризисе, который переживал Тацит, это соответствовало непреклонной основе его души. Одобряя стоицизм как лучшую нравственную опору (Ann., IV, 5), Тацит не усваивает, однако, характерного для него презрения к миру; учение стоиков вносит в мысль Тацита только гуманную струю, предвкушение «общечеловечности» среди античных национальных и сословных предрассудков и религиозных суеверий, от которых не свободен и сам Тацит. Всего замечательнее в мировоззрении Тацита пробуждающееся в нем рядом с разочарованием в близости лучшего будущего для его родины преклонение перед духовною силою человеческой личности. Возникающая, может быть, бессознательно, из-под пессимизма вера в могущество свободной воли, проникнутой решимостью служить добру, открывает ему цель изучения истории и смысл самой жизни. Такая вера борется в сочинениях Тацита с безнадежностью отчаяния и, может быть, дает ему энергию видеть в деле писателя гражданский долг. Он сознает, что историку эпохи империи трудно воздвигнуть своему времени такой блестящий памятник, как историку славных деяний республиканского прошлого (Ann., IV, 32). Но он думает, что много можно совершить важного и здесь: пусть историк мрачных событий века Цезарей прославляет доблестных людей, выставляет порочных к позорному столбу, чтобы воспитывать мужественных и честных деятелей (Ann. III, 65). Наблюдая тиранию, которая хочет поработить сенат и народ, наложить молчание на просвещенных людей, писатель озаряется надеждой, что никогда не удастся деспотизму раздавить сознание человеческого рода (Agric., 2), то есть сокрушить силу независимой мыслящей личности (ср. Тас. Hist., III, 55). Только что указанную черту следует назвать главным признаком ярко выраженной «индивидуальности» Тацита в его римском мировоззрении.

Особенности исторических сочинений Тацита

Внутренние и внешние особенности исторических сочинений Тацита выясняются из знакомства с характером его и точкой зрения на дело историка. Тацит хочет изображать прошлое беспристрастно («sine ira et studio»; Ann. I, 1); он стремится хорошо знать, что происходило, и справедливо судить о том, что сообщает («Hist.» I, 1), так как одна правда может учить добру. Он собирает возможно больше сведений, но будучи все-таки больше «учителем», чем «ученым», не видит необходимости изучать источники в безусловной полноте, а довольствуется материалом, наиболее подходящим для его моралистической цели. Он желает не только рассказывать факты, но и объяснять их причины (Hist., I, 4). Критика его слаба: он легко принимает то свидетельство, которое психологически кажется ему вероятным; воображение у него подчиняет себе иногда разум. Он не умеет объективно отделить данные источника от собственного суждения. Добросовестность и искренность его безукоризненны, но под влиянием страсти он нередко преувеличивает темные (Тиберий) или светлые (Германик) стороны личностей, становится субъективным и тенденциозным при оценке событий. Впрочем, указанные недостатки проявляются у Тацита в частностях, общая же картина, рисуемая им, обыкновенно верна в своей основе; он обладал чувством исторической правды. У него нельзя найти широкого изображения культурной жизни всего римского мира; социально-экономические процессы, соединявшие тогда в один громадный организм отдельные части империи и обновлявшие в ней прогресс, ему непонятны или неизвестны. Но Тацит — превосходный историк нравов, политической и духовной культуры старого римского общества и вместе с тем великий психолог личностей, а также, отчасти, коллективных движений групп и масс. У него много данных для истории учреждений; он оригинально знакомит с жизнью инородцев Востока и Запада. Из сочинений его можно почерпнуть полезные сведения даже по социальной истории, если вчитываться в них при свете других памятников римской старины. В общем труды Тацита — не только замечательные литературные произведения, но и первостепенный исторический источник. Стиль Тацита ставит его в ряду первых светил всемирной литературы. Трудно оставаться равнодушным к обаянию его речи. Это не спокойное сияние изложения Ливия; это — бурная смена то ярких, то темных красок, отражающих в чудных сочетаниях волнения эпохи. Это истинно драматический язык, оригинальное зеркало событий и отношения к ним автора, возмущенный голос благородного человека, оскорбленного разладом действительности с идеалом, гражданина, пораженного упадком великого народа. Автор неослабно участвует сердцем в своем повествовании, и это участие воплощается в бесконечном разнообразии оттенков выразительного, властного слова, то величественного и строгого, то пылкого и негодующего, то умиленного, смотря по характеру изображаемого предмета. Упрекали Тацита в риторизме, искажающем истину в угоду эффекта. В самой природе таланта Тацита крылось могучее творческое начало; кроме того, он думал, что красота содействует правде, и потому не удерживал своей фантазии от украшения рассказа жемчужинами сильного и гибкого слога, отличающегося как смелостью рисунка, так и своеобразною колоритностью цветов. Риторическое образование дало Тациту богатый запас стилистических приемов, но он не следовал школьным шаблонам и выработал неподражаемый, ему одному свойственный язык. Всегда строго выбирая слова и речения, Тацит тщательно избегает низкого, пошлого и мелкого, постоянно держится на высоте великого, славного, поднимающего душу и непобедимо очаровывает роскошью поэтических образов. Сжатость его изложения, содержательность фразы, густота мысли с первого взгляда иногда ощущаются как искусственная запутанность, неумеренное нагромождение материала и рассуждения. Легко, однако, осилить эту первую трудность — и тогда перед читателем обнаруживаются превосходные качества произведения, великолепного как твердый и вместе с тем тонкий металл или мрамор, чудный по природе и замечательно обработанный. Книга римского историка становится источником плодотворного научного труда и чистого духовного наслаждения: в древнем писателе, истинном сыне своего времени, чувствуется близкий и нам человек, мощный гений которого силою страдания за родину научился понимать вечные идеи.

Судьбы сочинений и влияние Тацита

Судьбы сочинений и влияние Тацита подвергались из века в век сильным колебаниям. Уже современники признавали талант его; Плиний Младший предсказывал ему бессмертие. Но пророчество исполнилось не сразу. Испорченный вкус ближайших потомков предпочитал возвышенному и строгому историку легких биографов-анекдотистов. Только Аммиан Марцеллин (IV в.) подражал Тациту; Сидоний Аполлинарий (V в.) высказывал ему одобрение. Христианских писателей (Тертуллиана, Орозия) в нем отталкивало непонимание новой веры. Таким образом, Тацит мало повлиял на духовное развитие древнего мира, хотя император, носивший его имя, заботился о распространении его сочинений. Стало быть, тогда уже существовало их полное собрание, от которого исходят позднейшие тексты. С V в. наступает эпоха забвения Тацита; уже Кассиодор едва знает его. В средние века рукописи его покоились во мраке монастырских книгохранилищ, редко упоминаемые летописцами (напр. Рудольфом Фульдским в IX в.). Только с XIV в. они вновь появляются на свет, и открывается эра нового влияния Тацита. Его читает Боккаччио и знают гуманисты XV в. (Пикколо); рукописи его разыскивают ученые (Поджио); светские меценаты и папы (Николай V в XV, Лев X в XVI в.) дают средства на это. Сочинения Тацита начинают печататься (с 1469 г.) и с XVI в. являются предметом все растущего интереса политиков (напр. итал. историк Гвиччардини), ученых (голл. филолог Липсий, 1574) и писателей различных стран. Тогда уже возникают многочисленные издания и толкования. В XVII в. Тацит становится очень популярным во Франции именно с литературной стороны: он привлекает французских филологов и вдохновляет поэтов (Корнеля, Расина). Век просвещения (XVIII-й) высоко ценит Тацита, как защитника свободы. Вольтер отдает честь его таланту; Монтескье на нем основывает свое понимание истории Рима. Руссо и энциклопедисты находят много духовного сродства с ним. Он снова одушевляет поэтов (Альфиери, Мари-Жозеф Шенье). Сильный философский и политический интерес к Тациту переходит в XIX в.; как «мстителя народов против тиранов» (слова Шатобриана) его ненавидит Наполеон I. Начинается эпоха специального научного изучения Тацита как писателя (это преимущественно заслуга немецкой филологии), а также критики его исторических взглядов. Начиная с Монтескье, историю римской империи изображали по Тациту, и только в свете новых открытий и построений была обнаружена односторонность его мнений и установлена правильная точка зрения на всемирно-историческую роль империи (Амедей Тьерри и Фюстель де Куланж во Франции, Меривэль в Англии, Моммзен и его школа в Германии). Это, однако, не уменьшило высокого уважения к Тациту современной науки; в ее глазах он по-прежнему остается крупным историком, первоклассным писателем («Микеланджело литературы») и глубоким мыслителем, сочинения которого красотою и богатством содержания, по словам Грановского, доставляют наслаждение, подобное тому, которое дает Шекспир.

Библиография Тацита

Русские переводы:

• Летописей К. Корнелия Тацита… / Пер. Ф. Поспелова. СПб, 1805—1806. Ч. 1. 1805. 424 стр. Ч. 2. 1805. 235 стр. Ч. 3. 1805. 605 стр. Ч. 4. 1806. 660 стр.
• О положении, обычаях и народах древней Германии. Из сочинений Каия Корнелия Тацита. / Пер. В. Светова. СПб, 1772.
• Книга П. Корнелия Тацита о положении, нравах и народах Германии. / Пер. Г. Нейкирха. Одесса, 1867. 55 стр.
• Сочинения П. Корнелия Тацита, все какие сохранились. / Пер. А. Клеванова. М., 1870.
  • Ч. 2. Летописей книги I—XVI. XXXVI, 384 стр.
  • Ч. 1. Исторические записки. О Германии. Жизнь Агриколы. Разговор о старом и новом красноречии. LXI, 339 стр.
• Корнелий Тацит. Сочинения. В 2 т. (Серия «Литературные памятники»). Л., Наука. 1969. Т. 1. Анналы. Малые произведения. 444 стр. Т. 2. История. 370 стр.
  • перераб. издание: Корнелий Тацит. Сочинения. ТТ.1-2. Т.1. Анналы. Малые произведения. / Пер. А. С. Бобовича. 2-е изд., стереотипное. Т.2. История. / Пер. Г. С. Кнабе. 2-е изд., испр. и перераб. Статья И. М. Тронского. Отв. ред. С. Л. Утченко. (1-е изд. 1969 г.). (Серия «Литературные памятники»). СПб, Наука. 1993. 736 стр.
• История К. Корнелия Тацита. / Пер. Ф. Поспелова. СПб, 1807. 660 стр.
• Разговор об ораторах, или О притчинах испортившегося красноречия, писанной римским историком К. Корнелием Тацитом. / Пер. Ф. Поспелова. СПб, 1805. 108 стр.
• Летопись К. Корнелия Тацита. / Пер. А. Кронеберга. М., 1858. Ч. 1. 293 стр. Ч. 2. 241 стр.
• К. Корнелия Тацита Юлий Агрикола. / Пер. Ф. Поспелова. СПб, 1802. 100 стр.
• Сочинения Корнелия Тацита. / Пер., ст. и прим. В. И. Модестова. СПб., 1886—1887.
  • Т. 1. Агрикола. Германия. Истории. 1886. 377 стр.
  • Т. 2. Летопись. Разговор об ораторах. 1887. 577 стр.
• Летопись К. Корнелия Тацита. / Пер. С. Румовского. СПб, 1806—1809. (на рус. и лат. яз.) Т. 1. 1806. XLVI, 468 стр. Т. 2. 1808. 279 стр. Т. 3. 1808. 305 стр. Т. 4. 1809. 319 стр.
• Жизнь Юлия Агриколы. Творение Тацитово. / Пер. И. Горина. М., 1798. 103 стр.

В серии «Loeb classical library» сочинения изданы в 5 томах.

В серии «Collection Bud?» сочинения Тацита изданы в 10 томах.

Литература о Таците

• Н. Peter, «Die geschichtl. Litteratur uber die rom. Kaiserzeit» (Лпц., 1895, мировоззрение Тацита);
• М. Schanz, «Gesch. d. rom. Literatur» (т. II, изд. 2, стр. 210 и сл., Мюнх., 1901; богатая библиография);
• Ed. Norden, «Die antike Kunstprosa» (Лпц., 1898; литерат. оценка);
• Кнабе Г. С. Корнелий Тацит. (Серия «Научные биографии») М., Наука. 1978. 2-е изд. 1981. 200000 экз.
• Кудрявцев П. Н. Римские женщины. Исторические рассказы по Тациту. М., 1856. 453 стр.
• Модестов В. И. Тацит и его сочинения. Историко-литературное исследование. СПб, 1864. 206 стр.
• О. Wackerman (1898) и W. R ? sch (1891);
• Гревс И. М. Тацит. Жизнь и творчество. М.-Л., 1946.
• «Der Geschichtsschreiber Tacitus»;