Агафья Семёновна Грушецкая

Биография

Агафья была дочерью смоленского шляхтича польского происхождения, дворянина московского, чернавского воеводы Семёна Фёдоровича Грушецкого.

Знакомство царя Фёдора Алексеевича с Агафьей

18-летний царь Фёдор Алексеевич впервые увидел её в в толпе во время крестного хода: «между многим смотрящим народом», когда шёл «в ход за святыми иконы». Это было 4 апреля 1680 года, в Вербное воскресенье. Девушка очень понравилась царю и он поручил Ивану Максимовичу Языкову навести справки о ней. Оказалось, что это Агафья Семёновна Грушецкая, и живёт она с матерью в Китай-городе в доме двоюродного дяди, думного дворянина Семёна Ивановича Заборовского, который до 1677 года управлял Монастырским приказом. Фёдор велел передать Заборовскому, «чтоб он ту свою племянницу хранил и без указа замуж не выдавал».

Смотр невест

Не желая нарушать старинные обычаи, царь приказал созвать в июле 1680 года всех красивых девиц из высшего круга для смотра невест и выбрал из них Грушецкую. В расходных дворцовых записях сохранились имена тех девиц, которые были привезены для смотра, включая царицу невест было 19. Среди них после смотрин возвращённые по домам — дочери Фёдора Куракина Марфа и Анна; дочь Ивана Хитрово Василиса; дочь окольничего князя Данилы Великого Галина; дочь стольника князя Никиты Ростовского; две дочери князей Семёна и Алексея Звенигородских; дочери князей Семёна Львова, Володимира Волконского. Всем девушкам было дано государево жалованье: четыре зарбава (род парчи) — цена 101 руб.; 40 арш. отласов; 70 арш. объярей (плотная шёлковая ткань); 180 арш. камок.

Один из ближайших родственников Фёдора Алексеевича, Иван Ильич Милославский, узнав о выборе царя, начал распространять о царской невесте порочащие её слухи с целью воспрепятствовать появлению на первых ролях в царском дворце Агафьи, что препятствовало его планам по возвеличению рода Милославских, уже бывших в родстве с Романовыми, и что шло вразрез с планами этой придворной группировки, ослабляя их влияние при дворе. Милославский сказал царю, что «мать ея и она в некоторых непристойностях известны!». Юный царь был огорчён, но его приближённые уговорили проверить слова дяди. Иван Максимович Языков и Алексей Тимофеевич Лихачёв (воспитатель царевича Алексея Алексеевича) отправились к Семёну Заборовскому и, смущаясь, спросили его «о состоянии» невесты. Все «уставили бороды» и задумались, «как стыд о таком деле девице говорить», однако Агафья Семёновна, услышав их разговор, сама вышла к гостям и сказала напрямик, «чтоб оне о ея чести ни коего сомнения не имели и она их в том под потерянием живота своего утверждает!». Как отметил историк Аполлон Григорьевич Кузьмин в одной из своих книг, эта попытка Ивана Милославского оклеветать царскую невесту, Агафью Семёновну Грушецкую, разбилась о настойчивость жениха, царя Фёдора Алексеевича, и завидную для того времени смелость самой невесты, оказавшейся способной постоять за себя. Сам Милославский же добился лишь того, что на него обрушился гнев царя, и только заступничество Агафьи Семёновны спасло его от царской опалы. Царица Агафья ходатайствовала у его величества прощение Милославскому. Царь снова дозволил Милославскому являться ко двору, но влияние его не вернулось. Историки, среди которых Василий Никитич Татищев, Николай Иванович Костомаров, Александр Александрович Половцов, Евгений Владимирович Пчелов, Сергей Михайлович Соловьёв, сходятся во мнении, что распространяемые Иваном Милославским слухи были ложными, а само их распространение имело целью недопущение ко двору никого другого, способного ослабить влияние Милославских.

Историк Татищев так описал противодействие влиятельных придворных выбору царской невесты:

Брак царя Фёдора Алексеевича на Агафье Грушецкой был устроен его ближайшими фаворитами — Иваном Максимовичем Языковым и Алексеем Тимофеевичем Лихачёвым. «Люди новые и незнатные, они только своей ловкости и вкрадчивости были обязаны своим приближением к Фёдору, очень привязавшемуся к ним. В борьбе за преобладание с Милославскими, за которыми стояли сёстры и тётки царя, новые фавориты нуждались в сильной поддержке, а её могла оказать им, как раньше Нарышкина Матвееву, только молодая царица. Милославские прямо приписывали брак Фёдора их интриге». После бракосочетания влияние Лихачёва и Языкова резко возросло, а Милославские отошли в тень. Царский постельничий Иван Максимович Языков 8 мая 1681 года был пожалован в бояре.

Свадьба

18 июля (28 июля) 1680 года состоялось венчание Фёдора Алексеевича с Агафьей Семёновной Грушецкой. Венчание происходило в Успенском соборе Иоакиме (патриарх Иоаким был также наставником молодого царя Фёдора Алексеевича и активно участвовал в государственных делах).

Свадьбу отпраздновали без всякого чина и пышности, очень скромно, даже скромнее, чем это было при женитьбе царя Алексея Михайловича на Наталье Кирилловне. Обряд венчания происходил в Успенском соборе, при патриархе Иоакиме. Во время венчания из церковных служителей «были токмо два ключаря, иных же церковников никого не было» и единственный соборный диакон, «иных не было, а с верху пред Государем в Соборную церковь со крестом шёл духовник, а кропил Спаской протопоп».

Нидерландский резидент барон Иоганн Келлер описал царскую свадьбу в своём донесении от 20 июля:

Симеон Полоцкий и его ученик, новый придворный пиит монах Сильвестр Медведев сложили оды на это «великое и радостное для всей земли Русской торжество». Страна была извещена лаконичной окружной грамотой.

После самой свадьбы у молодой царицы, по обычаю, был стол, для боярынь.

После царской свадьбы двоюродный дядя Агафьи со стороны матери Семён Заборовский попал в число думных дворян, с 20 июля — боярин. Царь подарил Семёну Ивановичу Заборовскому в 1681 году село Васильевское. Анна и Фёкла, сёстры Агафьи, были выданы за знатных женихов: первая за сибирского царевича Василия, вторая стала княгиней Урусовой; обе по милости царя и сестры-царицы получили и щедрое приданое. Двоюродные братья Грушецкие получили боярский чин «жильцов», младший чин при дворе. Фёдор Алексеевич пожаловал двоюродного брата будущей царицы Василия Фокича Грушецкого в стряпчие 2 мая 1680 года, ещё до свадьбы. 17 июля, за день до свадьбы Василий Фёдорович Грушецкий был пожалован в стольники, а 20 июля Василий Фёдорович Грушецкий был пожалован в спальники, пробыв в стольниках только три дня. Так же 20 июля дядя царицы Семён Иванович Заборовский был пожалован в бояре. 31 июля её двоюродных братьев Кузьму Осиповича, Кондратия и Михаила Фокичей царь сделал своими комнатными стольниками. Отцу царицы Семёну Фёдоровичу было дано боярство. Матери её, боярыне Марии Ивановне Грушецкой (в девичестве Заборовской) пожаловано было село Васильевское с Ордынцами, Борисовской, Быковкой и Бяконтовым. Новые царские родственники и свойственники сразу заняли привилегированное положение среди московских чинов. Грушецкие и Заборовские, а также их близкая и дальняя родня большим кланом вошли в состав верхов столичного дворянства.

В записях московского приказного человека сохранилась запись о свадьбе Фёдора Алексеевича и Агафьи Грушецкой:

Царица Агафья Семёновна

Сразу после свадьбы царь занялся постройкой новых деревянных хором как для себя и для своей супруги, так и для своих сестёр, б?льших и меньших царевен. Его хоромы были поставлены у терема возле западной стены Воскресенской теремной церкви; сюда же перенесены были и хоромы Натальи Кирилловны.

Агафья Семёновна оказывала сильное влияние на мужа, и играла значительную роль в придворной жизни. Под её влиянием значительно изменился и придворный быт. Царь Фёдор Алексеевич первым из русских надел польское платье, чему последовали и все придворные, отменил обычай брить голову и начал носить длинные волосы. Историк Иван Иванович Голиков писал:

В царских палатах завели многие новшества. Многие придворные — и не легкомысленная молодёжь, а важные пожилые бояре — стали подстригать свои бороды и в открытую курить табак, а некоторые из них, кроме этого, стали надевать короткополое немецкое платье. Агафья принесла много добра Московскому государству, она: «уговорила мужа уничтожить охабни, безобразные женские платья… ввести бритье бород и стрижку волос, польские сабли и кунтуши и, что ещё важнее, допустить в Москве закладку польских и латинских школ».

Кроме того, она позволяла себе открыто появляться перед людьми и часто восседала и ходила рядом с царём, чего никогда не бывало прежде. Смелость молодой царицы могла быть благодаря и её более свободному, чем было принято тогда в Москве, воспитанию. Она обладала решительным характером, что позволило, по мнению историка Павла Владимировича Седова, перешагнуть вековые запреты московского двора. Присутствие царицы Агафьи Семёновны рядом с царём Фёдором Алексеевичем меняло устоявшийся привычный уклад придворной жизни того времени.

Царица Агафья совершила переворот и в женской придворной моде, она сама носила шапку по польской моде, оставлявшую волосы открытыми. После смерти царя Фёдора Алексеевича, даже царевна Екатерина Алексеевна носила «шапку и платье в польском вкусе… забросила московские кафтаны, перестала заплетать волосы в одну косу». Также и царевна Мария Алексеевна одевалась «по-польски».

Историк Павел Владимирович Седов полагает, что ещё до свадьбы манера одеваться Агафьи Семёновны выходила за рамки московских обычаев, что также могло поспособствовать обращению на неё внимания царя в толпе народа. Он же характеризует царицу Агафью Семёновну, как благочестивую московскую царицу полную добродетелей, милостивой и ходатойствующей перед царём даже за своих недоброжелаетей.

О добродетельном характере Агафьи Семёновны, помимо прощения Ивана Милославского, говорит ещё один факт — в те времена Богдан Фёдорович Полибин, сидевший в Холопьем приказе (позже — приказной судья), человек правдивый и почитаемый людьми, но которого также не любил Милославский, имея крайнюю нужду, занял 300 рублей, заложив деревню, но не смог вовремя вернуть весь долг. Подьячий его приказа советовал ему взять из приказа денег, сколько недостаёт, а по времени выплатить. Об этом донесли Милославскому, который государю донёс, что судья Полибин украл из казны денег 300 рублей. Государь, поверив этому, велел того наказать и сослать. Царица, услыхав это, спросила у Милославского, для чего и как он то учинил, на что тот отвечал, что не спрашивал, как было всё дело. На это ему государыня с гневом выговаривала, что он осуждает человека без суда и, не ведая подлинно дела, государю доносит. Государыня велела расследовать всё дело, подробнее узнала о Полибине и, узнав всё обстоятельно, послала с Иваном Потёмкиным 300 рублей. Кроме того что царица избавила Полибина от беды, она его ещё и щедро наградила.

Что ещё примечательно — при Агафье Семёновне царевны получили некоторую финансовую самостоятельность. Раньше в комнаты царевен приносили товары, купленные ими или взятые в кредит приказом мастерской палаты. Теперь же царевны могли сами распоряжаться купить для себя ту или иную вещь, повелевая оплатить покупку в приказе.

Государь Фёдор Алексеевич вместе с царицей Агафьей Семёновной поставили в иконостас собора Сретенского монастыря в 1680 году образы святых покровителей царской семьи. На одинаковом удалении от царских врат были расположены иконы святого Фёдора Стратилата и святой мученицы Агафии. Аналогичная икона была передана в Александровский Успенский монастырь. Кроме того, в Муромском историко-художественном музее хранится икона из собора суздальского Ризположенского монастыря (иконописец Кузьма Яковлев Бабухин, 1681, ВСМЗ), на которой изображены тринадцать святых — покровители царя Фёдора Алексеевича и его супруги Агафьи Семёновны Грушецкой (а также мачехи царя — второй жены Алексея Михайловича, Натальи Кирилловны Нарышкиной, а также всех братьев и сестёр Фёдора Алексеевича).

9 мая 1681 года, с наступлением тепла, царская семья надолго уезжает из