Родился в обеспеченной еврейской семье. Сын известного венского врача-ларинголога, в 1879—1884 учился на врача в Венском университете, с 1886 по 1893 практиковал, но затем полностью переключился на литературу и театр. Интересовался психоаналитической теорией З. Фрейда, сионистским учением Т. Герцля, был хорошо знаком с обоими авторами. C 1890 входил в авангардный литературный кружок Молодая Вена, был в дружеских отношениях с Г. фон Гофмансталем. С 1923 — президент австрийского ПЕН-клуба.
В 1930 дочь писателя покончила с собой, что ускорило его смерть.
Крупнейший представитель венского импрессионизма. Проза и особенно драматургия Шницлера приобрели широкую известность, были на протяжении XX века многократно экранизированы, наново переделывались для современной сцены (такие постановки принадлежат, в частности, Т. Стоппарду, В. Швабу). В России пьесы Шницлера ставили В.Мейерхольд и А.Таиров.
Весной 1933 года по всей Германии начается массовое сожжение книг. Наряду с немецкими авторами (Томас Манн и Генрих Манн, Арнольд Цвейг и Стефан Цвейг, Эрих Мария Ремарк), в костер попали книги Д.Лондона, А. Шницлера, З. Фрейда, А.Жида, Э.Золя, М. Пруста . Творчество младовенцев было запрещено в нацистской Германии до 1945 года.
Пожалуй, богатое психологическими мотивами творчество Шницлера стоит у начала той поры, которая отмечена восхождением австрийской литературы к её вершинам XX века - к Йозефу Роту, Роберту Музилю, Герману Броху и к их современнику, подавленному тяжелой душевной болезнью, Францу Кафке. Где-то поблизости, на периферии, никогда не сближаясь с ними по-настоящему, но постоянно перехватывая у них образы и проблемы, чтобы представить их затем в своем, искаженном виде, кружил и Хаймито фон Додерер, этот венский подражатель Достоевского, собиравший материал для своих "Демонов", мрачного видения Вены, Австрии, Европы, одержимой "демонами" революции. Конечно, праздничная Вена Шницлера с её салонами и шантанами 90-х годов и трагическая Вена Додерера - это два различных мира, но в самом различии есть и свой смысл - эволюции, пройденной страною и её писателями; здесь сказывается пафос дистанции от конца прошлого века до середины века нашего, пафос тем более ощутимый, что действие произведений Роберта Музиля, Германа Броха, Хаймито фон Додерера и Шницлера развертывается в одной и той же стране, а они, при всех своих различиях писатели, сложившиеся в этой "Какании". Так беспощадно обозвал свою родину Музиль, использовав для этого свифтовского наименования официальное сокращённое название старой Австро-Венгерской двуединой монархии "Ка-унд-ка", кайзеровской и королевской. Выдающиеся австрийские писатели изобразили предсмертные муки этого чудовищного политического образования, в которое были насильно втиснуты десятки народов и народностей от Галиции до Тироля, от Кракова до Боснии, смертный час Какании. Зато именно Шницлер сумел показать двуединую монархию в её мишурном блеске, в её карнавальной пестроте, в которой последние парижские моды соседствовали со старинными традиционными мундирами и плюмажами, а оперетка с придворным церемониалом; но за этой маскарадной шумихой и весёлой суматохой Шницлер уже почувствовал и дал показал своим читателям приближение тех новых суровых времён, когда старая гнилая империя рухнет, как карточный домик, оставив по себе недобрую память и покалеченные человеческие судьбы, безумных героев Франца Кафки и разъедаемых ностальгией "людей без качеств" Роберта Музиля (см. "Человек без свойств").