Младший брат Лайонела Берримора и дед Дрю Бэрримор, он вошёл в историю, вслед за английским актёром Кином, ещё и как олицетворение формулы «гений и беспутство».
Родившись в театральной семье, Джон изучал изящные искусства в Париже, мечтал стать художником или, на худой конец, журналистом. Но семейная традиция взяла верх, и двадцати с лишним лет от роду, в 1903 году, он начал театральную карьеру. Благородная, мужественная красота (он получил даже лестную кличку «Великий профиль»), статность, изящество вкупе с несомненным талантом позволили молодому человеку быстро выдвинуться. Год спустя Берримор уже дебютировал на Бродвее в пьесе «Рад этому». Обладая острым чувством юмора, он в 10-е годы широко выступал в комедиях «романтического толка»: «Охотник за состоянием», «Муж наполовину», «Принцесса Зим-Зим», «Верь мне, Ксантиппа» и скоро стал ведущим в этом необычном амплуа.
В кино начал сниматься в 1913, сначала — в экранизациях своих театральных спектаклей («Американский гражданин», 1913; «Диктатор», 1918; «Втихаря», 1918), а потом и в комических двухчастевках: «Вы масон?» (1915), «Почти король» (1916), «Потерянный жених» (1917). Об уровне таких комедий можно судить по последнему фильму, где Берримора бьёт по голове какой-то бродяга и он, лишившись памяти, присоединяется к гангстерам, грабящим квартиру его невесты. Ещё один удар по тому же месту возвращает героя в исходное состояние в самый критический момент. Неудивительно, что в подобных «киноэскападах» Джон видел лишь средство получения дополнительных заработков, которые всегда ему были крайне нужны: спиртное и женщины требовали денег.
Главной же оставалась для него работа в театре: в 10-е годы он сыграл там в «Живом Трупе» Л. Толстого, «Правосудии» Дж. Голсуорси, стал знаменитым Ричардом III и незабываемым Гамлетом. Участвовал он и в пьесе своей второй жены Мишель Стрэндж «Свет луны». 20-е годы в кино ознаменовались шумным успехом Джона в «Докторе Джекиле и мистере Хайде» (1920), образом великого детектива в «Шерлоке Холмсе» (1922) и капитаном Ахавом из «Моби Дика», который на экране окрестили «Морским чудовищем» (1926). Мелвилловский сюжет дополнили в нём любовной историей, против которой Берримор вначале яростно возражал, но потом этот экранный роман перерос в жизненный и Долорес Костелло стала третьей женой актёра. Искренность и сила чувства, проявленные здесь, принесли актёру славу «великого любовника». Однако следующие две картины: «Дон Жуан» (1926) и «Когда мужчина любит» (1927, экранизация «Манон Леско») были встречены прессой и публикой довольно холодно. Вероятно, актёр был слишком глубок для требовавшейся трактовки этих классических произведений в «духе Дугласа Фэрбенкса», то, что было естественным у того, у Берримора выглядело искусственным.
Хорошо поставленный, богатый обертонами, «театральный» голос позволил актёру благополучно миновать барьер звукового кино. Но в 1930-е годы он уже использовал в основном наработанный багаж. Так, в «Зрелище зрелищ» (1929) он декламировал монолог Ричарда Глостера из пьесы Шекспира "Король Генрих VI" (King Henry The Sixth, акт 3, сцена 2); в комедии «Человек из Бленкли» (1930) играл английского лорда; снова предстал капитаном Ахавом в «Моби Дике» (1930), был знаменитым гипнотизёром в «Свенгали» (1931). В «Распутине и императрице» (1932) Берриморы снялись все втроем: брат Лайонел играл Распутина, сестра Этель — царицу, а Джон — Феликса Юсупова. Кончилось все это шумным скандалом. Семейство князя начало процесс о клевете и выиграло его. Студии пришлось заплатить 25 тысяч долларов плюс огромные судебные издержки…
В «Обеде в восемь» (1933) Берримор исполнил близкую ему роль: стареющего знаменитого актёра, пьяницу, теряющего себя. В жизни эта страсть к горячительным напиткам действовала на него все более губительно. Слабела память и приходилось всюду раскладывать суфлёрские карточки. Джон начал часто опаздывать на съёмки, а иногда и вообще не появлялся. Но поскольку его известность все ещё была велика, эти провинности пока сходили ему с рук.
В середине 30-х, когда в Голливуде возникла мода на престижные, прежде всего шекспировские, картины, Д. Селзник даже попробовал его на Гамлета. Но результат оказался печальным: следы разгульной жизни уже отпечатались на лице великого трагика. Правда, Берримору дали одну из второплановых ролей в «Ромео и Джульетте» (1936) — такого рода экранная продукция требовала известных в театральном мире имён. Съёмки же его в «Даме с камелиями» в том же году вообще не состоялись: актёр попал в больницу для алкоголиков.
После возвращения оттуда на главные роли он претендовать не мог — только второстепенные, да и то в фильмах класса «Б». Снимался в детективной серии «Бульдог Драммонд», сыграл небольшую роль Луи XV в «Марии Антуанетте»(1938), старого профессора в «Держите эту студентку» (1938). Не лучше обстояло дело и в театре. Он появлялся на сцене в ужасной пьесе «Мои дорогие дети» вместе со своей четвёртой женой Эллен Барри. Во время гастролей в Чикаго и Нью-Йорке публика приходила главным образом для того, чтобы посмотреть на позор некогда великого мастера: он забывал текст, порол отсебятину, падал на сцене. Берримор и сам понимал всю глубину собственной деградации, ибо в 1940-м спародировал себя в фильме «Великий профиль», а затем повторил это ещё раз в «Партнёрах по игре» (1942). Вскоре актёр умер: на похороны пришлось собирать деньги, ибо в доме не было ни цента.
Несмотря на бесславный закат актёрской карьеры, в истории американского искусства Джон Берримор остался подлинной вершиной, пусть и «разбившейся о быт». Недаром первый биограф актёра Джин Фаулер назвал книгу о нём прощальными словами Горацио, обращёнными к только что скончавшемуся Гамлету: «Спи, милый принц…»