Михаил Врубель

Биография Врубеля стандартна для гения: недоумение и неприятие при жизни, сменившиеся яркой славой после смерти. На похоронах художника Александр Блок говорил о нем, как о «вестнике иных миров», да и позднее многие считали, что своим талантом Врубель и впрямь обязан мистике и одержимости. Но его реальная жизнь не содержала никаких особых тайн.

Предки Михаила Врубеля со стороны отца были прусскими поляками, но сам художник родился в российском городе Омске, где на момент его появления на свет – 5 марта 1856 года – служил Александр Михайлович Врубель, строевой офицер, участник Крымской кампании. В 1859 году семья переехала в Астрахань, на новое место службы отца, и в тот же год Анна Григорьевна, жена Александра Михайловича, умерла, оставив мужу четырех малолетних детей. В 1863 году Врубель женился снова, на пианистке Елизавете Христиановне Вессель, которая не только заменила мать его осиротевшим детям, но и родила еще троих.

Александр Михайлович к тому времени уже сменил строевую службу на поприще военного юриста, и ему не раз приходилось менять место жительства. Но переезды составляли единственное неудобство в жизни Врубелей. Отношения в этой большой семье всегда складывались вполне благополучно. Хотя выросший Михаил сохранил тесную дружбу только со старшей сестрой Анной, в детстве он прекрасно относился ко всем своим родственникам и любил мачеху, сумевшую привить ему любовь к музыке. Мальчик отличался веселым и живым нравом, отлично учился, интересовался историей, латынью, театром, а рисовать начал еще в пять лет.

Во время пребывания в Санкт-Петербурге отец водил его в рисовальный класс при Обществе поощрения художников. С зимы 1864 года Врубели жили в Саратове, и Миша брал уроки у местного художника. По воспоминаниям Анны Александровны, дважды увидев в церкви копию «Страшного суда» кисти Микеланджело, девятилетний мальчик дома сумел очень похоже воспроизвести картину. В 1867 году семья вновь оказалась в столице, и там юный гимназист в ущерб искусству увлекся естествоведением и даже сформовал из мела систему кристаллов. Оканчивал гимназию Миша уже в Одессе, и в последние годы учебы с огромным энтузиазмом занимался изучением римских классиков и истории, а на темы античности и средневековья писал сочинения сверх заданной нормы. Однако никакой мистичности ни в мальчике, ни в подростке Врубеле не наблюдалось – это был обыкновенный гимназист из обеспеченной семьи, разве что не по годам образованный, чрезмерно впечатлительный, а порой ленивый и несобранный.

Рисование Миша не оставлял никогда – в подростковом возрасте уже писал масляными красками и однажды сделал четыре копии с картин Айвазовского («Закат на море»), Жерара Дове («Читающая старушка») и Гильдебранта («Восход солнца» и «Старик, рассматривающий череп»). Сам мальчик отлично понимал, что до профессионализма ему далеко, но копия «Восхода солнца» попала в местный художественный магазин, где ее продали за целых двадцать пять рублей. Родные были в восторге, да и сам Миша остался очень доволен, хотя тщательно скрывал свою радость.

Одесскую Ришельевскую гимназию Михаил Врубель окончил с золотой медалью в 1874 году. Отец желал сыну успешной карьеры и надежного будущего, а потому сразу после гимназии юноша лет поступил на юридическое отделение Петербургского университета. Первый год своего студенчества он прожил у Николая Веселя, брата мачехи, и увлекся его педагогическими теориями настолько, что даже занялся репетиторством. Лето 1875 года Михаил провел в родовом имении композитора Глинки, с семейством сенатора Вера, репетируя сыновей сенатора в алгебре и латыни и обучая грамоте крестьянских детей. Видимо вместе с этой семьей Врубель и совершил тем летом свою первую заграничную поездку, побывав во Франции, Швейцарии и Германии.

Очень часто в студенческие годы Врубель посещал дом Валуевых, где всегда было много молодежи, устраивались ночные пирушки, ставились любительские спектакли – и в этой богемной жизни Михаил чувствовал себя своим, но словно в другом мире, который, впрочем, ему очень нравился. Главной частью этого «другого мира» являлся, пожалуй, композитор Мусоргский, воплощавший в своей личности и в своей музыке нечто абсолютно противоположное тому положительному порядку и безупречной гармонии, которая окружала Михаила  в университете, и среди родных.

Надо заметить, что юридические науки Врубеля нисколько не привлекали. Все его увлечения лежали вне университета – он всерьез заинтересовался философией Канта, посещал оперу и влюблялся в актрис, обожал споры об искусстве и, конечно, много рисовал. В эти годы он относился к живописи уже не дилетантски и начал посещать вечерний класс в Академии художеств, где вел занятия Павел Петрович Чистяков, учитель Репина, Васнецова, Серова и Сурикова. Искусство захватывало Михаила все больше и больше, превращаясь в жизненную необходимость. Все впечатления, особенно литературные, неизбежно выливались в рисунки. Выдающийся талант Врубеля был несомненным уже в те годы: сохранились иллюстрации, сделанные им к произведениям Тургенева и Льва Толстого, в том числе – рисунок знаменитого свидания Анны Карениной с сыном.

Несмотря на полное равнодушие к юриспруденции, Михаил учился прекрасно и в 1879 году окончил университет, получив золотую медаль. Отбыв воинскую повинность, он стал бомбардиром запаса, не имея и мысли о военной карьере, и некоторое время служил юристом в Управлении военного суда.

В 1880 году Врубель все же решил, что его истинное призвание – живопись, и стал студентом Академии художеств Санкт-Петербурга. На третьем году учебы он попал в класс Чистякова, где познакомился с Репиным, Серовым и фон Дервизом. Именно по совету Ильи Репина Михаил принялся изучать натуру. Трое друзей – Валентин Серов, Владимир фон Дервиз и Михаил Врубель сняли мастерскую и начали писать обнаженные модели. Михаил особенно усердно занимался акварелью, полагая, что именно эта техника делает неразрывными живопись и рисунок. В те годы он по двенадцать, а то и по четырнадцать часов рисовал с натуры, воспитывая таким суровым образом твердость руки и свою и без того удивительную зрительную память.

Именно в то время Врубелю начала помогать сестра, и моральной поддержкой, и материально. С той поры и на всю жизнь Анна Александровна оставалась его добрым гением, и, по мнению биографов художника, вполне возможно, что без ее помощи жизнь Михаила сложилась бы совершенно иначе. Сам же Врубель иногда говорил, что связь с сестрой кажется ему мистической…

Поступив в Академию, Врубель существенно изменил свой образ жизни и очень гордился отсутствием «суетных развлечений», говоря, что все это ему заменяет работа. Но при действительной способности к отрешению аскетизм его все же мучил, и отдушину художник находил в доме Валентина Серова. Атмосфера этой семьи, где жили и гостили очаровательные женщины, напоминала Михаилу атмосферу тургеневских или толстовских романов. Здесь много шутили и часто играли, и Врубель с упоением отдавался этим играм, выступая во время импровизированных представлений в амплуа фокусника. Он угадывал, какие вопросы написаны на бумажках, сложенных в цилиндр, и отвечал на них, крайне удивляя зрителей. По воспоминаниям обитателей дома Серовых, повадки фокусника смотрелись в его исполнении очень естественно – Михаил обладал пластичностью движений, легкой, пружинистой походкой и привычкой прищелкивать во время ходьбы пальцами. Больше всего зрителям нравился номер, в котором Врубель пел итальянскую песню «Санта Лючия», в картинной позе итальянского гондольера и имитируя жестами аккомпанемент на гитаре.

Его кумиром в те годы стал Рафаэль, а вот о современной живописи Врубель не раз высказывал весьма критические отзывы. Критиковал он и Репина и даже говорил ему самому, что рисовать Репин попросту не умеет. Михаил вообще заслужил репутацию человека высокомерного и неудобного – и в то же время многие говорили о его скромности и даже стеснительности. Интересно, что воспоминания о Врубеле очень противоречивы – образ художника в них буквально двоится. Достаточно странно уже его отношение к собственной внешности и смена стилей одежды. Двойственность проявлялась и в общении – в окружении Врубеля можно было встретить и совершенных снобов-аристократов, и цирковых артистов, и бедняков…

Учебу Врубеля в Академии прервал случай: в 1884 году Адриан Прахов, профессор истории искусства и археологии, попросил Чистякова указать ему студента, способного выполнять монументальные живописные работы. Чистяков посоветовал ему Михаила Врубеля, Врубель сделал эскиз и получил приглашение.

Приехав в Киев, Врубель погрузился в абсолютно новую для него стихию – религиозную живопись. Менее чем за год он создал в Кирилловской церкви монументальные росписи «Сошествие святого духа» и «Оплакивание», а также написал в виде имитации мозаики ангела в Софийском соборе. Здесь Врубель впервые начал получать за свой талант деньги, что очень обрадовало его отца, уже потерявшего надежду, что сын обретет самостоятельность. В деловых разговорах Михаил выказал твердую уверенность в своих силах и возможностях – ни следа ложной скромности. Однако к деньгам он относился очень беспечно, никогда не умел торговаться ни с заказчиками, ни с покупателями. Без пиетета относился он и к собственным творениям – спокойно выбрасывал, забывал и всю жизнь отдавал за бесценок.

Осенью 1884 года Прахов отправил Михаила в Венецию, чтобы изучить памятники искусства Византии и Ренессанса. В Венеции художник написал на цинковых досках маслом четыре иконы для Кирилловской церкви. Лучшей из них считается «Богоматерь», в которую Врубель вложил свое первое глубокое чувство – безответную любовь к жене профессора, Эмилии Львовне Праховой. Эта женщина, эксцентричная, резкая, непредсказуемая, не только покорила его сердце, но и поддерживала художника в непрерывном состоянии «стремления души». Перед отъездом в Италию Михаил заехал к родителям и очень удивил их очередными переменами в своем духовном и даже физическом облике – одет был в поношенную одежду, рассуждал о преимуществах простоты перед изысканностью.

Когда Врубель вернулся из Венеции, роспись, обещанную ему в интерьере Владимирского собора, уже передали в другие руки – ей занялся прославленный живописец Васнецов. Михаил счел это страшным вероломством, уязвившим в нем и художника, и человека. Не менее жестокий удар нанесла ему и любимая женщина, порезавшая все письма, присланные ей Врубелем из Венеции – Эмилия Львовна оставила от этих посланий только рисунки. После таких жестоких разочарований остаться в Киеве он не мог. Его натура требовала изменить все – и Врубель отправился в Одессу.

Крах надежд надолго закрепил в художнике внутреннюю неустойчивость и предчувствие очередных падений. Одесская жизнь не сложилась тоже – хотя именно здесь в 1885 году он впервые начал рисовать своего Демона. Для культуры того времени, тяготевшей к мифотворчеству, это было естественно – образом лермонтовского Демона увлекались тогда многие, но Врубель ощущал уход за грань обыденного как глубоко личную идею.

Два года спустя возмущение остыло, а обиды улеглись, и художник вновь прибыл в Киев. Несколько его эскизов, сделанных для отдельных композиций («Воскресение» и «Надгробный плач»), строительный совет Владимирского собора отклонил, так что участие Врубеля в росписи ограничилось лишь написанием в боковых нефах орнаментов, изумляющих полетом фантазии. И все же этот период стал для него счастливым – творческая репутация упрочилась, появились новые покровители в лице киевских меценатов и с ними – новое общение. Дом известного коллекционера Василия Тарновского заменил ему дом Праховых: здесь тоже обожали искусство и постоянно устраивали праздники и застолья. Пришло и новое чувство – к одной из дочерей Тарновского. Друзья часто насмехались над влюбчивостью Михаила, но состояние влюбленности было художнику необходимо – лишь в нем он обретал душевное равновесие. Причем невзаимная любовь в каком-то смысле удовлетворяла его даже больше счастливой, ведь неразделенное чувство подтверждало Врубелю, что он – изгой, не такой, как все.

Драгоценное (и столь же ненавидимое) изгойство подчеркивалось и полным равнодушием к быту, житейской неприспособленностью – скупая меблировка, минимум одежды. Словно подтверждая это, Михаил увлекся цирком, где балаган соседствовал с гротеском, а сама жизнь циркачей словно издевалась над благопристойностью, разрушала все «нормальное и положительное». В этой среде он неожиданно и, в общем-то, закономерно почувствовал себя куда свободнее, чем в компании интеллигентов.

В 1889 году его вызвали в Казань, где жили тогда родители: тяжело заболел отец, только что назначенный председателем в военно-окружном суде. Однако стоило Александру Михайловичу оказаться вне опасности, как Врубель бежал от семьи, от родительской щедрости, приземленности и непонимания. Но дорога в Киев лежала через Москву, и в Москве Михаил задержался на всю оставшуюся жизнь. Сначала случайно встретил друзей из цирка, заканчивающих гастроли, потом знакомого художника – Константина Коровина, с которым подружился около трех лет назад, наконец, сошелся с компанией молодых художников Москвы. Окончательно привязало его сближение с кружком Саввы Мамонтова – известного мецената.

В доме Мамонтова, где Врубель поселился в 1890 году, царила атмосфера бесконечных идей и проектов, воплощающих радость и творчество. И эта жизнь для обитателей дома была не праздничным отступлением от нормы, а самой нормой. Получалось, что Михаил прибыл на желанный берег, и к нему пришло не только убеждение, что стремиться больше некуда, но даже мысли о женитьбе. Однако для семейной жизни нужна была не только невеста, которую Врубель быстро наметил, но и деньги. И Михаил всерьез принялся рисовать своего «Демона сидящего», в процессе работы о женитьбе позабыв.

Идею картины не понимал даже сам Мамонтов – об этом говорит уже то, что «Демона» он не купил. Но в то же время, помимо картины, несомненно обещавшей скандал, Врубель сделал не менее скандальные иллюстрации для собрания сочинений Лермонтова, вышедшего в свет в 1891 году. Эти иллюстрации были настолько необычны, что их назвали «дикими». Последовали разгромные отзывы критиков, но на стороне Врубеля уже имелась сильная партия, и даже родственники в письмах говорили об успехе издания. Высоко оценила иллюстрации молодежь – а это было самым главным.

В 1899 году умер Александр Михайлович Врубель, но Михаил, побывавший у родителей в самом начале болезни отца, на похороны не поехал – скорее всего, не желая предаваться горю. Тогда он уже боролся с наступающим мраком, хотя симптомы будущей болезни казались пока переменами характера – художник стал холоден, надменен, сух, чересчур нервен и эгоцентричен.

С 1992 года Врубель занимался оформлением спектаклей Частной оперы – детища Саввы Мамонтова, а в конце 1895-го вместе с оперной труппой уехал в столицу на гастроли. Там, на репетиции оперы «Гензель и Гретель» на сцене Панаевского театра, он и познакомился с женщиной, в которой увидел свой идеал. Певица Надежда Забела была на десять лет моложе Михаила и абсолютно не похожа ни на одну из его прежних пассий. Мгновенно превратившись в ее тень, художник столь же мгновенно получил ответное чувство – их головокружительный роман развернулся за считанные недели во время гастролей и привел к свадьбе. Состоялась она 28 июля 1896 года.

Жене Врубель буквально поклонялся – причем не только как женщине, но и как своей музе. Брак показался ему счастливым завершением многолетних скитаний в поисках самого себя. Вдобавок к обретенному душевному покою Врубель получил и уверенность в будущем, да и его материальное положение уже было вполне устойчивым. В сентябре 1901 года у Михаила и Надежды родился маленький Савва, но эта радость была омрачена врожденным пороком мальчика – «заячьей губой». Врубель усмотрел в этом «испорченную кровь» и «роковую наследственность», и с той поры стал задумчив и рассеян. Это состояние души отвратило его от всех творческих замыслов и вернуло к образу Демона – уже через два месяца после рождения сына он начал картину «Демон поверженный».

Работа над этой картиной продолжалась год, прервавшись лишь на короткое время преподавания стилизации студентам Строгановского училища. Но надолго уйти от «Демона» Врубель не сумел. Картину он писал как одержимый – порой по 20 часов в стуки, поддерживая себя вином. Лицо Демона он менял, даже когда картина уже попала на выставку «Мира искусства» – и это лицо становилось все более страшным. После окончания работы болезнь восторжествовала над художником.

В апреле 1902 года Врубеля положили в московскую клинику Свавей-Могилевича. Галлюцинации, меняющие друг друга мании величия – психическая болезнь, которую врачи признали неизлечимой. Но в марте 1903-го художник относительно пришел в себя, и его выписали – но ненадолго.  В мае умер сын Врубеля, а в сентябре Михаил вновь попал в клинику.

Страшные недели забытья и бреда сменялись часами сравнительного успокоения – и тогда Врубель рисовал, правда, по требованию врачей, только с натуры, ничего фантастического. И эти рисунки уже сумасшедшего человека тоже были шедеврами – мастер в нем продолжал жить. Летом 1904 года Михаил снова вернулся к почти нормальному существованию. Через полтора года начал писать свою последнюю картину – портрет Валерия Брюсова, но закончить ее не успел. Зимой 1906 года художник ослеп.

Последние годы жизни Михаил Александрович Врубель провел в клинике Бари, на Васильевском острове в Санкт-Петербурге, где и умер 1 апреля 1910 года от простуды, обернувшейся скоротечной чахоткой. К тому времени его имя уже было прославлено – причем едва ли не во всех жанрах и видах изобразительного искусства: графика, живопись, декоративная скульптура.

Смерть стала для Врубеля избавлением. Возможно – избавлением от одержимости его вечным Демоном.