Поль-Мишель Фуко родился 15 октября 1926 года в городе Пуатье в состоятельной семье. Отец, успешный хирург, преподавал анатомию в местном медицинском колледже.
Мишель Фуко очень популярен в США, Японии, Австралии и Европе. В России активное издание его работ началось только с 1996 года. Творческое наследие Мишеля Фуко не всеми воспринимается однозначно. Политологи причисляют его к политологам, социологи — к социологам, а историки — к историкам. Тем не менее, если всё-таки причислять Фуко к философам, то можно сказать следующее: Фуко философствует за пределами традиционных философских территорий, но ставит именно философские вопросы. Это вызвано как личностными причинами (сложные отношения в детстве с отцом, гомосексуальность), так и спецификой его образования и интересов (изучение психиатрии, политизированность сознания). Фуко постоянно находился в творческом поиске. Каждое его произведение, даже если общая линия прослеживается, не похоже и почти не повторяет предыдущее исследование. Порой, в некоторых нюансах, меняются даже определения основных понятий. Новое произведение — это действительно новое произведение. Впрочем, к построению особой системы или упорядочению своего литературно-философского опыта Фуко и не стремился.
Фуко — историк настоящего. Он мыслитель, мыслящий посредством истории. Перед своими исследованиями Фуко ставил следующие задачи:
Творчество Фуко проходит под знаком трёх заимствованных у Канта вопросов:
Согласно этой последовательности история мысли самого Фуко распадается на три периода:
В своём творчестве Фуко развивал основной фонд идей французского и европейского Просвещения в реалиях западной культуры второй половины XX века. Основной объект исследований Фуко — изучение бессознательного различных исторических эпох, и этот интерес Фуко сближает его с Франкфуртской школой. В шестидесятые годы Фуко разрабатывает концепцию европейской науки на основе «археологии знания», имеющей своим ядром «знание-язык». Все известные теории науки и культуры Фуко относит к «доксологии». В 1970-е годы на первый план в работах Фуко выходит тема «знания-насилия», «знания-власти». В 1980-х в творчестве философа появляется понятие «субъекта» и рассматривается тема сексуальности, а вместе с ней — вопросы этики, морали и свободы.
Автор — это всего лишь функциональный принцип. Это не метафизическая величина, не безусловная константа. Имя автора выполняет установленную роль по отношению к дискурсам, позволяя классифицировать тексты, группировать их и приводить в определённое отношение между собой. Это позволяет отделить тексты, например, Гиппократа от текстов других авторов.
Археология — это метод, позволяющий раскрыть структуру мышления, определяющую рамки концепций определённой эпохи. Наилучшему достижению цели способствует изучение подлинников документов этого периода. Археология являет собой вариант строгого анализа дискурса, она исследует его. Археология — это то, что Фуко противопоставил традиционному историческому описанию (истории идей). Поиск поля возможностей того или иного дискурса ведётся археологическим способом, не похожим на привычный исторический или документальный. Дискурсы подвергаются анализу не как совокупность законов, а как практики, всё время образующие объекты, о которых они говорят.
Архив — это общая система формирования и преобразования высказываний. Это закон для всего того, что может быть сказано; система, которая управляет появлением высказывания, благодаря которой высказывание приобретает статус единичного события. При помощи архива всё сказанное сочетается между собой и сохраняется. Архив определяет систему высказываемости «высказывания-события» в его материальном воплощении. Архив является системой функционирования «высказывания-вещи» и определяет тип его актуальности. Архив различает дискурсы в их многообразном существовании. Язык определяет систему построения возможных предложений. Архив устанавливает особый уровень между языком и тем, что пассивно накапливает произнесённые слова.
Генеалогия Фуко исследует развитие практик во времени, их пересечения, наложения и взаимосвязи. Иными словами, если археология исследует сам дискурс, то генеалогия — практики этого дискурса.
У Фуко дискурс — это и то, что создано из совокупностей знаков, и совокупность актов формулировки, ряд предложений или суждений. Дискурс создан совокупностью последовательностей знаков, представляющих собой высказывание. Дискурс представляет собой совокупность высказываний, которые подчиняются одной и той же системе формирования. Эти высказывания зависят от одной и той же дискурсивной формации.
Дискурс создан ограниченным числом высказываний. Он историчен. Его можно назвать фрагментом истории, её единством и прерывностью.
Дискурсивные практики — это совокупность анонимных исторических правил, которые устанавливают условия выполнения функций высказывания в данную эпоху и для данного социального, лингвистического, экономического или географического пространства. Эти правила, или дискурсивные практики, всегда являются определёнными во времени и пространстве. Дискурсивные практики выполняют ту же функцию, что и эпистема.
Понятие, предложенное Фуко в противоположность традиционному «историзму». Каждая эпоха имеет свою историю, которая сразу и неожиданно открывается в её начале и так же сразу и неожиданно закрывается в её конце. Новая эпоха ничем не обязана предыдущей и ничего не передаёт последующей, потому что историю характеризует радикальная прерывность.
Излюбленный термин комментаторов Фуко, но редко встречающийся у самого автора.
Эпистема — это исторически изменяющаяся структура, которая определяет условия возможности мнений, теорий или наук в каждый исторический период; структура мышления, выражающая образ мыслей, присущий определённой исторической эпохе.
«История безумия в классическую эпоху» (L’Histoire de la folie l’age classique, 1961) — первая книга, где Фуко излагает свои взгляды. Написана она была в тот период, когда автор возглавлял Дом Франции в Швеции. Первое издание книги вышло под названием «Безумие и неразумие. История безумия в классическую эпоху» в парижском издательстве «Pion» в мае 1961 года. Английский перевод её сокращённого варианта, выпущенного на французском языке в 1964 году с её выходом в карманном формате, появился в 1965 году под названием «Безумие и цивилизация: История сумасшествия в век разума» с предисловием Дэвида Купера в серии «Исследования по экзистенциализму и феноменологии», составителем которой был Рональд Лэйнг.
В своей книге Фуко на обширном документальном материале исследует социальные процессы и культурный контекст, в рамках которых происходило возникновение и становление психиатрии, в частности формирование учреждений, явившихся непосредственными историческими предшественниками современных психиатрических больниц. Фуко подвергает анализу социальные представления, идеи, практики, институты, искусство и литературу, существовавшие в западной истории и имевшие отношение к формированию в ней понятия безумия.
Фуко начинает свое описание с эпохи Средневековья, обращая внимание на практику социального и физического изгнания прокаженных, принятую в обществе того времени. Автор утверждает, что с постепенным исчезновением проказы безумие заняло эту нишу.
Очевидным свидетельством отторжения являются «корабли безумия», на которых в открытое море отправляли сумасшедших в XV веке. В XVII же веке имел место процесс, который Фуко называет «великим заключением» — на смену «кораблям безумия» приходят «дома умалишенных», то есть признаваемые душевнобольными граждане подвергаются заключению в специальных институционализированных учреждениях. Как поясняет Фуко, изоляция возникла как явление европейского масштаба, порождённое классической эпохой (Новым временем) и ставшее её характерной приметой:
Далее Фуко очерчивает предпосылки появления изоляции, связывая их прежде всего с возникшей перед властями задачей принудить изолированных к труду и обеспечить надлежащий общественный порядок:
По словам Фуко, изоляция использовалась с двумя различными целями, которые были обусловлены социально-экономическими причинами, однако так и не были достигнуты:
Неразумные подвергаются исключению от имени Разума, который берёт на себя полномочия по сохранению социального порядка.
В следующем столетии сумасшествие начинает рассматриваться как противоположность Разума. То есть медицинское знание оказывается способным сформулировать представление о безумии лишь к концу XVIII века. До этого времени не существовало никакого теоретического рассмотрения психических заболеваний. И, наконец, в XIX веке безумие стало рассматриваться, как психическое расстройство. Безумцы стали постепенно превращаться в больных.
Фуко также утверждает, что безумие потеряло свою функцию определителя границ общественного порядка и указателя истины, будучи заглушенным Разумом. Автор изучает научные и «гуманные» подходы к лечению сумасшествия, в частности, Филиппа Пинеля и Самуэля Тьюка. В работе заявляется, что эти методы ничуть не в меньшей степени носят характер контроля, чем те, что использовались в предыдущие века. В «убежищах» Тьюка подвергались наказаниям до тех пор, пока не научались действовать «разумно». Также и подход Пинеля подразумевал широкое использование аверсионной терапии, включая такие приемы, как холодный душ и использование смирительной рубашки. По мнению Фуко, такие методы основываются на повторении актов насилия до тех пор, пока модели надзора и наказания не усваиваются пациентом.
Интерес Фуко к психиатрии не ограничивался рассмотрением её исторических и теоретических вопросов. Фуко принимал участие в конкретных действиях по преобразованию системы психиатрической помощи. В частности, в 1971 году Фуко примкнул к группе итальянских психиатров, сделавших психиатрические больницы предметом критики и полемики, и написал статью для сборника «Беспорядки» с целью поддержать Франко Базалью, столкнувшегося с итальянским правосудием.
Вторая крупная работа Фуко — «Рождение клиники: Археология врачебного взгляда» (Naissance de la clinique: une arch?ologie du regard m?dical, 1963), в которой прослеживалось появление клинической медицины в период Великой французской революции. Появление клиник коренным образом меняет подход врача к объекту лечения.
Болезнь абстрагировалась от самого индивида. Максимально приемлемой средой для её медицинского изучения была семья. К тому же, пребывание больного индивида в семейном кругу снимало с общества дополнительную нагрузку и необходимость заботиться о нём. Но со временем общество прониклось убеждением о необходимости самого широкого распространения медицинских знаний. Когда стало понятно, что классификаторскому образу мышления не справиться с феноменом эпидемических заболеваний, появилась необходимость в статистическом стиле мышления. Клиника становится областью научного знания, которое формируется на основе метода непосредственного наблюдения за болезнью. Объектом изучения оказывается больной, то есть тело, в котором присутствует болезнь. Благодаря проведению вскрытий, развивается патологическая анатомия. Тело рассматривается как состоящее не только из органов, но ещё и из тканей, в которых могут проявляться отклонения. Болезнь становится патологией. Меняется и отношение к смерти. Смерть — это уже не разложение живого организма, но это анализ, позволяющий узнавать о жизни. Отношение к последней тоже трансформировалось. Жизнь не является формой организма, в противоположность прежнему мнению. Это организм оказывается видимой формой жизни. Первые десятилетия XIX века становятся временем заката «медицины болезней» и рождением «медицины патологических реакций». Клиническая медицина приводит западную науку к новому объекту, а именно — к человеческому индивиду.
Название этой работы в оригинале — «Les Mots et les choses. Une arch?ologie des sciences humaines». (На английском языке работа была опубликована под названием «The Order of Things»). «Слова и вещи» — это одна из самых трудных и неоднозначных работ французского мыслителя. В процессе её написания у Фуко уже сложился план книги «Археология знания». Поэтому одновременно с основной задачей книги демонстрируется и сам археологический метод. Главной же задачей Фуко является рассмотрение того сдвига в истории западного знания, который вызвал к жизни современную форму мышления, являющуюся, в первую очередь, мышлением о человеке. Эта область предшествует словам, восприятиям и жестам. Это эпистемологическое поле, эпистема, которая обладает историчностью. Исследовать эту область и способы её бытия — значит, исследовать некоторое историческое априори, обуславливающее историю идей, историю тех или иных форм эмпирического знания. Ставится вопрос о возникновении в западной культуре XIX века вполне конкретной формы мышления, которая характерна для гуманитарных наук. Археология наблюдает за «чистой практикой порядка» (упорядочивания вещей). Эта практика разворачивается в глубинном измерении знания. А знание, в определении Фуко, — это исторически подвижная система упорядочивания вещей через их соотнесение со словами.
Человек — это недавнее изобретение западной культуры, это образ, созданный современным познанием, он не более чем некий разрыв в порядке вещей. Фуко выдвигает гипотезу, согласно которой образ человека в современном знании очерчивается тремя разновидностями эмпирических объектов: Жизнь, Труд и Язык. Таким образом, конечность человека определена и ограничена биологией его тела, экономическими механизмами труда и языковыми механизмами общения. Неустойчивость нынешнего образа человека вызвана тем, что неустойчивыми являются и образующие его позитивности — труд, жизнь и язык. Науки, изучающие человека, находятся в полной зависимости от наук, изучающих указанные три предмета. Формы познания, которые к ним обращаются, тоже обладают качеством неустойчивости. Перед человеческим познанием встают и более древние и постоянные проблемы, нежели человек. Очередной сдвиг в пространстве знания освободит культуру от известного нам образа человека.
«Археология знания» представляет собой теоретический комментарий к вышедшим прежде работам «археологического периода». В этой книге и в последующих работах место понятия «эпистема» занимают уже «дискурс» и «дискурсивные практики». Анализ дискурсивных практик позволяет покончить с традиционным психологизмом, который присутствует в широко распространенных исследованиях текстов. Фуко ставит под вопрос и такие понятийные единства как «наука» и «философия», «литература» и «политика», а также «книга», «произведение», «автор». Целью «Археологии знания», по утверждению самого Фуко, является также желание описать отношения между высказываниями: описать высказывания в поле дискурса и те отношения, которые они могут устанавливать. Помимо этого — и, возможно, главным образом — книга призвана прояснить те вопросы, которые возникли при прочтении «Слов и вещей». Самый важный из которых — вопрос о том, как одна эпистема приходит на смену другой. Эта проблематика фиксируется в понятии «прерывность».
По словам Фуко, классический исторический анализ всячески стремился избегать темы прерывности и строил образ непрерывной истории. В истории мы не находим достаточной непрерывности преданий, — напротив, мы наблюдаем смещения и трансформации. Фуко рассматривает понятие «архива», как системы формации и трансформации высказываний, определяющей их функционирование и сочетание. Архив содержит в себе закон функционирования высказываний («историческое априори») и ограниченное поле высказываний («позитивность»).
Фуко критикует классический подход к истории. Он вводит понятия глобальной (собирающей все феномены вокруг единого центра) и тотальной (разворачивающейся в виде рассеивания) истории, чтобы показать различия между классической и современной исторической наукой. Самое главное различие между ними заключается в отношении к проблеме документа. Для классической истории документ — это умолкший язык. Для современной традиции документ — это некое пространство, которое открыто для освоения. Сам по себе документ уже не является свидетелем прошлого. Таковым раньше его делала история.
Фуко видит назначение археологии знания в новом способе анализа дискурса.
В оригинале эта работа называется «Surveiller et punir: Naissance de la prison». (На английском языке вышла под названием «Discipline and Punish: The Birth of the Prison»). Одной из основных идей данного произведения стала эволюция политических технологий западного общества при переходе от эпохи феодализма к современности. Ещё в середине XVIII века для власти была характерна чудовищная жестокость. Но уже в тридцатые годы XIX века, она стала более мягкой и гуманистичной. Если прежде преступников предавали публичным казням или подвергали пыткам, то позже их стали помещать под тщательный тюремный надзор, исключающий всякое насилие над телом. То есть изменилась сама социальная природа наказания. Сформировалось новое представление о субъекте преступления, сложилось рационально-расчётливое отношение к человеческому телу. Субъектом преступления перестаёт быть тело преступника, им становится его душа. Распространяется тезис о терпимости к подсудимому и о большей нетерпимости к преступлению. Для предотвращения преступлений предлагается распространять в сознании граждан представление о неотвратимости наказаний, рассматривается необходимость массовой профилактики преступлений.
Главным и практически единственным наказанием за все уголовные преступления становится тюрьма. Она становится в один ряд с такими дисциплинирующими механизмами, как больница, школа, мануфактура, казарма, и при этом соединяет в себе черты каждого из них. Тюрьма оказывается пространством принудительной нормализации индивидов. Одновременно с этим активно эксплуатируется модель монастырской дисциплины. Заводы, казармы, тюрьмы и работные дома функционируют подобно закрытому монастырю. Извлечение полезности достигается созданием огороженных пространств. С целью предупредить возможные протесты наряду с огораживанием применяется методика разгораживания. Каждому индивиду отводится его собственное место. Возникает практика экзаменаций, отчётов о проделанной работе и строгого следования временному регламенту.
Оригинальное название — «Histoire de la sexualit?»
В указанном произведении Фуко решает показать, каким образом в западном обществе формируются особый исторический опыт сексуальности и субъект-носитель этого опыта. Кроме того, автор уделяет внимание анализу политических технологий на их глубинном, доинституциональном уровне. Таким образом, «Волю к знанию» можно назвать продолжением «Порядка дискурса», «Рождения тюрьмы» и курса лекций под общим названием «Ненормальные», прочитанных Фуко в Коллеж де Франс в 1974—1975 учебном году. В данной работе французский мыслитель в законченном виде излагает свою «микрофизическую теорию власти». В его интерпретации власть оказывается некой диффузной материей, которая совпадает с областью человеческих отношений. Власть в современную эпоху стремится максимально сконцентрироваться вокруг живого человеческого тела и создать таким образом особый диспозитив сексуальности. Власть продуктивна, она сама создаёт сексуальность. Поэтому можно утверждать, что власть и сексуальность не противостоят друг другу. Главной функцией власти является нормализация общества. Совокупность дискурсов о сексе сложилась достаточно давно. Прежде она была представлена средневековыми практиками покаяния. Начиная с XIX века широко распространяются медицина и психиатрия. Следом увеличивается и количество дискурсов о сексе. Диспозитив сексуальности приходит на смену средневековому диспозитиву супружества. Местом, где и осуществляется эта смена, является буржуазная семья. Секс оказывается иллюзией, особым спекулятивным элементом, порождённым современным политическим диспозитивом сексуальности.
По своему содержанию и характеру исследования второй том уже значительно отличается от предыдущей работы. Субъекту сексуальности предшествует субъект желающий. И второй том исследования Фуко посвящает именно ему. Он обращается к анализу практик, которыми руководствовались в античном обществе те, кто проблематизировал свое сексуальное поведение посредством этических размышлений. В античную эпоху существовал опыт отношения к собственному телу (диететика), отношения к супруге (экономика), отношения к мальчикам (эротика), отношения к истине (философия). Вводится понятие «ta aphrodisia», как античная идея сексуальности, которая была проблематизирована через практики себя. Эти практики приводили в действие критерии неких эстетик существования, посредством которых человек способен был строить свою жизнь, как произведение.
В этом томе речь идёт о медицинской проблематизации сексуального поведения в античности. Главной целью этой проблематизации было определение режима пользования удовольствиями. По утверждению Фуко, античная эпоха уделяла гораздо более пристальное внимание диететике, и еда и питьё по важности превосходили секс. Режимы сексуальных удовольствий ещё не имели того значения, которое они приобрели в Западном мире. И только первые века нашей эры оказались отмечены усилением темы строгости во всех отраслях этики сексуальных удовольствий, а этическим идеалом окажется практика самоотречения.