Николай Шелгунов

Образование

Прадед и дед его были моряками, отец служил по гражданскому ведомству. Шелгунов вырос в «Николаевскую» эпоху и лично ознакомился со всеми особенностями ее режима. Отец Шелгунова умер, когда ему было 3 года, и оставил семью без всяких средств. Мальчика отдали в Александровский кадетский корпус для малолетних; здесь он пробыл до девятилетнего возраста. От этой школы у Шелгунова остались воспоминания только о телесных наказаниях. В 1833 г. Шелгунова отдали в Лесной институт. Первый период пребывания Шелгунова в институте, когда он находился под управлением министра финансов Канкрина и не имел ещё военной организации, оставил по себе хорошую память. Жить было легко и свободно; учились охотно. Преподаватели русской словесности, Комаров (друг Белинского) и Сорокин, знакомили учеников с произведениями современной литературы и способствовали развитию любви к литературе. С введением военной организации порядки изменились, стали жесткими и суровыми: поведение и фронт заняли внимание и преподавателей, и учеников. Впрочем, по отзыву Шелгунова эта «военная цивилизация» имела свои хорошие стороны: развивалось чувство рыцарства и товарищества.

Служба и начало литературной деятельности

Шелгунов окончил курс по первому разряду с чином подпоручика и званием лесного таксатора, и поступил на службу в лесной департамент. Летом он совершал разъезды по провинциям для лесоустройства, жил в деревнях и знакомился с жизнью народа; на зиму возвращался в СПб. и работал над теоретическим изучением своего дела. Вопросам лесоводства посвящены первые литературные труды Шелгунова. Первая его статья появилась в «Сыне Отечества». Специальные статьи он помещал и в «Библиотеке для Чтения».

Уже в первые годы по окончании курса Шелгунов нашел себе невесту в своей двоюродной племяннице Л. П. Михаэлис; он рекомендовал ей книги и писал ей письма, замечательные совестливым и в то же время настойчивым желанием уяснить себе отношения мужчины к женщине. В 1850 г. Шелгунов женился. В 1849 г. он был послан в Симбирскую губернию для устройства лесной дачи и зимой был оставлен при тамошнем управлении казенными землями, находившемся в Самаре. Самара в это время, по выражению Шелгунова, переживала медовый месяц своей гражданственности. На службе находились честные люди, приносившие в провинцию заветы своих учителей Грановского и Мейера. Шелгунов сошелся здесь с П. П. Пекарским. В Самаре Шелгунов бывал на вечерах, играл в любительских концертах на скрипке и корнете и в то же время работал над своим большим трудом по истории русского лесного законодательства. В 1851 г. Шелгунов возвратился в Петербург и снова стал служить в лесном департаменте. В это время у него завязались прочные отношения с литературными кругами; знакомство с Н. Г. Чернышевским и М. Л. Михайловым скоро превратилось в тесную дружбу. В 1856 г. Ш. предложили место в Лисинском учебном лесничестве, которое было практическим классом для офицерского класса корпуса лесничих. Ученый лесничий должен был летом руководить практическими работами, а зимой читать лекции. Шелгунов не считал себя достаточно подготовленным к этим обязанностям и настоял на том, чтобы ему была дана заграничная командировка.

За границей

Эта поездка завершила выработку миросозерцания Шелгунова. С восторгом, уже будучи стариком, Шелгунов вспоминал это время: «И какое это было восторгающее и ошеломляющее время! Я буквально ходил как в чаду, спешил, рвался куда-то вперед, к чему-то другому, и это другое точно лежало сейчас же за шлагбаумом, отделяющим Россию от Европы». В жизни Шелгунова заграничная поездка была тем моментом, когда «одно новое слово, одно новое понятие производят крутой перелом и все старое выкидывается за борт». Он изучал за границей Россию по печатным книгам, так как до сих пор не знал ни ее географии, ни истории. В Эмсе Шелгунов познакомился с доктором Ловцовым, который привлек его внимание к сочинениям Герцена. В Париже он попал в кружок, в котором принимала участие Женни д'Эпикур, известная пропагандистка идеи женской эмансипации. Пребывание в Париже преобразило Шелгунова и его жену; характерна фраза одной русской дамы после непродолжительного разговора с женой Шелгунова: «от вас каторгой пахнет». По возвращении из-за границы Шелгунов продолжал службу по лесному ведомству. Любопытный эпизод этой службы — отношения его к М. Н. Муравьеву, назначенному в 1857 г. министром государственных имуществ. Шелгунов находился при нем во время ревизионного путешествия по России, которое скорее походило на нашествие. Шелгунову приходилось очень много работать: даже во время дороги он должен был представлять свои доклады на другой день, а за промедление Муравьев наказывал Шелгунова тем, что приказывал везти его не в своей свите, а отдельно.

По приезде в СПб., осенью 1857 г., Муравьев назначил Шелгунова начальником отделения лесного департамента. По службе Шелгунов имел очень много дела, да кроме того ещё редактировал газету «Лесоводство и Охота». Муравьев ценил своего подчиненного и требовал его к себе даже по ночам для разъяснения какого-нибудь вопроса; но с Муравьевым очень тяжело было служить. Когда директором департамента был назначен племянник Муравьева и в департаменте «пошла ужасная кутерьма», Шелгунов решил оставить департамент. Вместо отставки ему дали заграничный отпуск (в мае 1858 г.). На этот раз Шелгунов пробыл за границей около полутора лет; некоторое время он ездил вместе со своим другом Михайловым.

По-прежнему Шелгунов много работал по лесоводству, изучая практически положение лесного хозяйства в западноевропейских государствах (он был с этой целью и в Швеции). Вместе с Михайловым Шелгунов побывал у Герцена в Лондоне; несколько позже он встречался с ним в Париже.

«Русское слово»

По возвращении из-за границы Шелгунов составил проект преобразования лесного корпуса в высшее учебное заведение; некоторое время он состоял профессором института и читал историю лесного законодательства, но в это время лесная служба уже потеряла для Шелгунова всякий интерес. Неприятное положение Шелгунова в лесном ведомстве усугублялось интригами сослуживцев. Статьи «Материалы для лесного устава» и «Законы о лесах в Западной Европе», напечатанные в «Юридическом Вестнике» Калачова в 1861 г., были последними трудами Шелгунова по лесоводству. В марте 1862 г. он вышел в отставку с чином полковника корпуса лесничих. Ещё до выхода в отставку, в 1859 г., он стал сотрудничать в «Русском Слове». В это время на первом месте стояла идея «освобождения»: за «освобождением» крестьян виднелось освобождение от старых московских понятий. «Мы, — пишет Шелгунов, — просто стремились к простору, и каждый освобождался, где и как он мог.

Эта реакция против государственного, общественного и семейного насилия, это „отрицание основ“ совершалось во имя определенных положительных идеалов. Идеалы будущего носили характер не только чисто политический, но и социально-экономический. Печать была в это время силой, и прогрессивная литература проводила в сознание общества идеалы будущего». Публицистическая деятельность Шелгунова началась в «Современнике» в то время, когда во главе журнала стояли Добролюбов и Чернышевский. В этом журнале появились статьи Шелгунова: «Рабочий пролетариат в Англии и Франции», замечательные не оригинальностью содержания (в основу их положена известная книга Энгельса о положении рабочего класса в Англии), а постановкой самой темы. До Шелгунова о рабочем классе писал лишь В. А. Милютин, но в его время этот вопрос имел лишь отвлеченное значение.

Статья Шелгунова справедливо считается первой по времени в своем роде. После перехода «Русского Слова» к Благосветлову, Шелгунов становится ближайшим сотрудником этого журнала: кроме многочисленных и разнообразных статей, он дает ещё в каждую книжку журнала внутреннее обозрение, под названием «Домашней летописи».

Революционная деятельность, арест и ссылка

Весной 1862 г. появились прокламации, обращенные к народу и к солдатам. За первую пришлось отвечать Чернышевскому, за вторую — Ш. Сохранилось свидетельство, что Шелгунов распространял прокламации к народу весной 1862 г. (Л. Ф. Пантелеев, в «Русских Ведомостях», 1903, № 143). Этой же весной Шелгунов, вместе с женой, выехал в Нерчинск, чтобы повидаться с сосланным туда Михайловыми (результатом этой поездки были статьи: «Сибирь по большой дороге»). Здесь Шелгунов был арестован и препровожден в С.-Петербург, в крепость, в которой пробыл до ноября 1864 г. Он обвинялся в сношениях с государственным преступником М. Михайловым, в том, что «вел переписку с разжалованным рядовым В. Костомаровым», и в том, что «имеет вредный образ мыслей, доказывающийся не пропущенной цензурой статьей» (Л. П. Шелгунова, «Из недалекого прошлого», стр. 196). В ноябре 1864 г. Шелгунов был выслан административно в Вологодскую губернию. Здесь Шелгунов переходил из города в город — из Тотьмы, где он был первое время, в Устюг, Никольск, Кадников и Вологду. Условия жизни в этих городах тяжело отзывались и на настроении, и на здоровье Шелгунова.

Писал Шелгунов для «Русского Слова» и в это время очень много, но значительная доля присылаемого пропадала, не пропущенная цензурой. 8 января 1866 г. «Русскому Слову» дано было предостережение, между прочим, за статью Шелгунова, в которой «предлагается оправдание и даже дальнейшее развитие коммунистических идей, причем усматривается возбуждение к осуществлению названных идей». В 1866 г. было основано «Дело», и Шелгунов начал в нем сотрудничать с той же энергией, как и в «Русском Слове». Лишь в 1869 г. Ш. удалось выбраться из Вологодской губернии, да и то не в Петербург, а в Калугу; в 1874 г. ему разрешено было переехать в Новгород, затем в Выборг; только в конце 1870-х годов Шелгунов получил доступ в С.-Петербург. После смерти Благосветлова он сделался фактическим редактором «Дела», а при графе Лорис-Меликове получил даже утверждение в этом звании, впрочем — ненадолго (до 1882 г.). В 1883 г. Шелгунов был выслан в Выборг.

Последние годы

После перехода «Дела» в другие руки, Шелгунов прекратил в нем сотрудничество. Литературная деятельность Шелгунова в восьмидесятых годах носит иной характер. С грустью Ш. смотрел на появление на исторической сцене «восьмидесятников»; оставаясь верным идеям шестидесятых годов, он из публициста-пропагандиста превратился в обозревателя русской жизни. С 1885 т. он начал работать в «Русской Мысли»; здесь ежемесячно появлялись его «Очерки русской жизни», пользовавшиеся большим успехом у читателей. Мнения Шелгунова в это время приобрели высокий нравственный авторитет; к его голосу прислушивались с особенным вниманием, как к голосу человека, много испытавшего и сохранившего непреклонную верность убеждениям своей молодости. В «Русской Мысли» появились и очень ценные воспоминания Шелгунова о шестидесятых годах и их представителях («Русская Мысль», 1885, кн. X, XI и XII, 1886, кн. I и III; в тексте «воспоминаний», перепечатанных в «Собрании сочинений», сделаны значительные сокращения). Скончался Шелгунов 12 апреля 1891 г.; на похоронах его обнаружилось то сочувствие, которое он возбуждал среди молодежи. В 1872 г. появились три тома «Сочинений Ш.»; в 1890 г. Павленков издал «Сочинения Ш.» в двух томах; в 1895 г. О. Н. Попова переиздала «Сочинения» тоже в двух томах, но с иным распределением материала; в добавление к ним были отдельным томом изданы «Очерки русской жизни» (СПб., 1895). В этих книгах собрано далеко не все, что написано Ш. в течение продолжительной его деятельности в «Русском Слове» и «Деле».

Значение деятельности

Перечитывая статьи Шелгунова, современный читатель находит много слишком известного и не требующего доказательств; но не следует забывать, что только благодаря деятельности Шелгунова и его современников эти «бессмертные идеи» вошли в общественное сознание. Шелгунов уступал в даровании таким блестящим представителям его эпохи, как Писарев, но, обладая серьёзным образованием, очень хорошо исполнял то дело, которое выпало на его долю и к которому можно применить широкий термин «распространение знания». Шелгунов писал по самым разнообразным вопросам: его статьи в собрании его сочинений распределяются на исторические, общественно-педагогические, социально-экономические и критические. Эти рубрики все-таки ещё не выражают всего разнообразия тем Шелгунова. Он писал только тогда, когда чувствовал, что статья его нужна. Он написал популярный очерк по русской истории до Петра Великого, потому что встретил одного капитан-лейтенанта, который не знал, кто такой Степан Разин. Он напечатал статью «Женское безделье», потому что увидел, что русской женщине неизвестны самые простые экономические понятия, с которыми нельзя познакомиться из романов и повестей — единственного чтения женщин. Характерной особенностью Шелгунова, как публициста шестидесятых годов, является вера в силу знания: нужно только понять, узнать причины явления — дальше процесс претворения знания в дело пойдет сам собой.

Эта вера в активную силу знания напоминает воззрения Сократа (см. «Убыточность незнания»). Представления о силе знания создают некоторую неясность в мнениях Шелгунова о сущности исторического процесса: с одной стороны, он только в социально-экономических условиях усматривает источник политической и юридической власти, с другой — видит основу всей цивилизации в улучшении человеческих способностей. Отводя огромное значение экономическим отношениям, Шелгунов все-таки утверждал, что единственный элемент прогресса есть свободная личность, развившаяся в свободном общежитии. Впрочем, Шелгунов не был теоретиком; другие его современники взяли на себя теоретическое оправдание основных идей движения 1860-х гг. Довольно распространено мнение, что Шелгунов, «не внося в работу 60-х годов каких-нибудь своих резких индивидуальных черт, впитал в себя весь дух своего времени» (слова А. М. Скабичевского). В 1903 г. в «Русской Мысли» (июнь) появился весьма интересный для характеристики Шелгунова последний из «Очерков русской жизни», вызванный упомянутой формулой и посвященный самоопределению. Шелгунов находит, что подобная характеристика его личности может вызвать недоразумения, и указывает, что именно совокупность особенностей, присущих деятелю 60-х годов, и составляет его резкую индивидуальность. Оставаясь верным хранителем традиций своего времени, Шелгунов в последние годы жизни по общественно-практическому содержанию и направлению своей мысли явился как бы провозвестником общественного течения девяностых годов. Его роднит с этим течением сочетание широкого общественного идеализма с трезвым практическим пониманием деятельности (см. «Мир Божий», 1901, 6).