В 1905 году ушёл из жизни Антон Ажбе (1862—1905), чью мюнхенскую школу посещали многие прославившиеся впоследствии живописцы . Некоторое время занимался в ней и М. Добужинский, но вскоре он перешёл в академию Шимона Холлоши, чья метода была, по его словам, полной противоположностью установок, культивируемых А. Ашбе .
В. Фаворский вспоминает: «Там я встретил целый ряд русских, между прочим, Истомина. У Холоши русских всегда было довольно много.» .
От этого своего учителя он воспринял очень важное представление о том, что не следует слепо копировать природу, что «рисунок не может делаться пассивно…, что, изображая что-либо, мы берём на себя громадную ответственность — понять натуру и изобразить её возможно цельнее». Этот принцип «цельности» («цельное ви?дение натуры») художник пронёс через всю жизнь, вновь и вновь осмысляя его в разные свои периоды,— в теории и на практике, это поможет ему в не самые лучшие для творческой свободы времена…
Обучение в частной школе, конечно требовало факультативного восполнения по тем дисциплинам, которые подразумевало обучение в государственном художественном учреждении,— В. Фаворский вспоминает: «Бегали ещё в университет слушать профессоров Фуртвенглера и Фолля…, и к Молье слушать его лекции по анатомии… (Студенты Академии протестовали против нашего присутствия и выгоняли нас, Молье, услыша об этом, возмутился и сказал, что всякий, кому интересно, может слушать, и мы слушали)». В. Фаворский хорошо знал немецкий язык, в отдельных случаях он даже исполнял роль переводчика на занятиях. Летом преподаватель, по установленной им традиции, направлялся со студией в Венгрию на пленэр.
Через полвека, уже будучи признанным мастером, В. А. Фаворский скажет: «Вспоминая мою встречу с Холлоши в дни моей молодости, когда я только-только вступал в искусство, я обращаюсь к его памяти с глубочайшей благодарностью. Конечно, не он один меня учил и воспитывал, но он первый приоткрыл мне дверь в искусство и научил искать в натуре художественную правду, за что я всегда буду ему благодарен» .
В конце 1980-х, уже после столетнего юбилея художника, Г. К. Вагнер в своей обстоятельной статье, посвящённой его творчеству напишет: «Фаворский создавал свою теорию не на пустом месте…, но адаптация им предшествующих и современных знаний была весьма самостоятельной и даже критичной» . Причём развитие этого принципа, как и всего усвоенного за долгие годы учёбы, у В. А. Фаворского найдёт, действительно, совершенно самостоятельное воплощение, подкреплённое практическим опытом, а потому, что немаловажно,— практически весьма жизнеспособное.
Именно этот лейтмотив пронизывает три основных цикла, объединяющих всё его теоретическое наследие: «Теорию композиции», «Теорию графики» и «Теорию книги», которые вобрали и представление об «исконной хаотичности» , предваряющее реализацию «пространственной философии»,— самобытное, но строго аргументированное его представление о роли плоскости в изобразительном искусстве (и разность функций её в изобразительности: начиная с Египта, через античность, Византию — к эпохе Возрождения,— в современном искусстве),— «роли движения в восприятии, выражающейся в множественности точек зрения». Они получат фундамент в годы наиболее продуктивные для развития умонастроений его и как художника, и как теоретика, когда он будет участвовать в отмеченной единомыслием и творческим созвучием с П. А. Флоренским их совместной педагогической работе .
В этот период (1920—1925) художник плодотворно сотрудничает с П. А. Флоренским, несомненно, оказавшим очень большое влияние на мировоззрение В. А. Фаворского, что иногда можно наблюдать даже в терминологии последнего. Мыслеобразующим центром их общего интереса была проблема времени (для художника, конечно, в приложении к изобразительности), но в вопросах, касавшихся искусства как такового (особенно — практического, точнее, методологической его стороны: в работе с формой, с её отображением на плоскости; тем более — с материалом) речь может идти только о взаимовлиянии, о взаимодействии; и в понимании отдельных тем искусствознания (Ренессанс) позиция художника предстаёт более объективной, нежели позиция философа.
Случалось, в своих лекциях В. А. Фаворский, исходил почти буквально из тезисов П. А. Флоренского, но «…культурно-исторический аспект разрабатываемых вопросов пространственно-временны?х начал композиции никогда не вытеснялся у Фаворского какими-либо внеизобразительными построениями».
Лекции В. А. Фаворского, например, в его детерминации трёх форм цельности — авторской, литературной и ретроспективной, предвосхищают понимание художественного времени, которое характерно для современной специальной литературы.
На позиционных «концентратах» Вхутемаса В. А. Фаворским раскрывались его основные теоретические представления. Так, в силу того, что на графическом концентрате основной акцент в построении пространства делается на линеарности, А. В. Фаворский весьма глубокомысленно для художника подходит к семантической трактовке разнообразия линий.
Также интересна и гармонична позиция исходных элементов плоскостно-цветового концентрата. В данном случае В. А. Фаворский идёт от плоскости, утверждая, что каждому типу изобразительной поверхности свойственна своя «изобразительность и композиция». Только в первом приближении может возникнуть ощущение сходства такого толкования с «абстрактивизмом» (устойчивый термин В. А. Фаворского), с его «субъективным произволом»; но именно в таковом обвиняли в 1930-е годы В. А. Фаворского. Художник твёрдо придерживался взглядов, подразумевавших неприемлемость размежевания искусства в виде — производственного (утилитарная доминанта) и идеологического (сюжетная станковая живопись), своим последствием имеющего «бездуховную инженерию и иллюзионизм»,— как и занимающего срединное положение «декоративизма», к которому В. А. Фаворский также крайне отрицательно относился.
Единодушие мыслителей в основных положениях о природе искусства, о принципах в выборе изобразительных средств,— в отрицании «иллюзионизма», словно засвидетельствовано экслибрисом П. А. Флоренского — гравюрой, нарезанной В. А. Фаворским, а также обложками к книге П. А. Флоренского «Мнимости в геометрии» (М.: Поморье, 1922) и к журналу «Маковец». П. А. Флоренский по предложению декана графического факультета Вхутемаса П. Павлинова (официальное письмо от 2 февраля 1924) читал курс 2-хчасовых лекций «Анализ пространственных форм».
Принципам Левого Фронта Искусств (ЛЕФ) во Вхутемасе находились в оппозиции направления — «чистовики» (Шевченко, Лентулов, Фёдоров, Машков, Фальк, Кардовский, Архипов, Королёв и т. д.), — «прикладники» (Филиппов, Фаворский, Павлинов, Новинский, Шевердяев, Егоров, Норверт, Рухлядев и т. д.) и «конструктивисты и производственники» (Родченко, Попова, Лавинский, Веснин и др.) «Среди прикладников, — сообщает ЛЕФ (1923. № 2. С. 174), — образовалась любопытная подгруппа — „производственных мистиков“ (Павлинов, Фаворский и Флоренский). Эта небольшая компания объявила войну всем группам и только себя считает подлинными художниками производственного искусства. Водятся они на графическом факультете и талмудят учащимся голову проблемами вроде: „Духовный смысл буквенной формы“ или „Борьбы белой и чёрной стихий в графике“».
Определённые компромиссы в идеологической атмосфере ЛЕФа были неизбежны, но преобладания духовного начала в интеллектуальной, педагогической линии П. А. Флоренский и В. А. Фаворский стойко придерживались. И тому и другому в разной мере пришлось за верность этим принципам ответствовать, одному — жизнью, другому — многими лишениями…
В это время уже начинает обрисовываться стиль художника,— подход В. А. Фаворского к оформлению книги, развитый им впоследствии. Он говорит: «Я не иллюстрирую произведения, а создаю книгу». Принципы, которыми он руководствуется при формировании издания, роднят его с такими признанными специалистами в области типографики, как Я. Чихольд, С. Морисон, Э. Гилл и др.
Это касается и искусства шрифта, и пропорций разворота, композиционной роли и места иллюстраций, орнамента и заставок. Многие годы весь комплекс решаемых задач разрабатывался художником, получая воплощение в живой, увлекательной теоретической форме, в курсе читаемых им лекций. Пространство книги, стилистическое соответствие шрифта и иллюстраций, тональные отношения, и множество частностей — всё это получило по-настоящему интересное толкование в его трудах. Он привлекает опыт античности и ренессанса, знание современного искусство, наконец — своё дарование блестящего графика-композитора, гравёра; здесь присутствует и глубокие познания искусствоведа, и виртуозное владение ремеслом.
Важно отметить то значение, которое имеет в общем строе книги, как единой композиционной структуры, ксилография — на этом акцентирует внимание сам мастер. Пластические качества гравюры, её соответствие содержанию и материалу издания во многих параметрах В. Фаворский всегда старался использовалось с максимальной выразительностью, но и с большим тактом. Он подходит к гравюре, «инсталлированной» в книгу, «вживающейся» в ритм абзацев её шрифта и полей, в «звучание буквы», используя инструментарий, свойственный самой близкой форме самовыражения — скульптуре (классификация П. А. Флоренского); в теории, и не менее последовательно — в своих гравюрах, В. Фаворский проводит отчётливую и убедительную параллель не только в общности средств отображения пространства, но и в технологических факторах. Это, привлекая целый поток реминисценций и образных сравнений, вдохновенно, порой пафосно, а порой — почти дидактично, толкует Мария Розанова в своей статье, посвящённой творчеству графика. Автор напоминает о смелости его опытов, сравнимых свой яркостью и первенством с экспериментами В. Татлина и К. Малевича, которую без напряжения он сочетал в собственных творениях с чертами гармоничной преемственности, в традиции этого древнейшего носителя культуры, и одного из наиболее универсальных и когерентных объектов синтеза искусств .
Между тем, имеет место мнение, что не все работы В. А. Фаворского в книжной графике удачны. Так, иллюстрации к «Слову о полку Игореве» для издания 1952 года (в соавторстве с М. И. Пиковым) были подвергнуты справедливой критике, а его гравюры в довоенной трактовке темы (1937) воспринимаются хоть и эскизней, но лаконичней и цельней . Говоря о работе над этим циклом, В. А. Фаворский явно противоречит себе, буквально, и очень «литературно» истолковывая своё понимание реализации сюжетной линии через «достоверные» выразительные средства — скрупулёзную деталировку, в то время как он сам предостерегал именно от такого рода литературщины . В то же время именно этот пример говорит о том, что он был художником ищущим, не остановившемся на однажды найденном узком наборе эффектных приёмов, которые нередко используют в виде мнимого эквивалента стиля,— именно это тернистое исследовательское начало в методе В. А. Фаворского отмечает и Г. К. Вагнер; а сам Владимир Андреевич призывает иллюстраторов воздерживаться от использования одних и тех же изобразительных средств в работе над иллюстрациями к разным произведениям .
В своих книгах В. А. Фаворский придавал большое значение и шрифту, и участию его в композиции обложки, смысловой взаимосвязи и взаимодействию вёрстки с декором, и даже стилистической уместности элементов буквы в издании, их соответствию иллюстрациям; он много сделал для развития этой старинной и непростой области эстетики полиграфии. Искусству шрифта посвящены его самостоятельные исследования, отдельные разделы теории книги в его лекционных курсах. Поэтому гарнитуры в книгах художника пребывают в полном соответствии общему строю хорошо организованной композиции листа, они пропорциональны набору. К теме этой художник обращался в разные периоды своего творчества, начиная с инициалов 1920-х годов, — во время работы над иллюстрациями к «Маленьким трагедиям», — к «Слову о полку Игореве», неслучайно в начале 1960 годов В. А. Фаворскому, именно как русскому специалисту типографики, была заказана разработка шрифта для журнала «Англия» .
Эти такие разные и одновременно — чрезвычайно тесно взаимосвязанные области приложения дара В. Ф. Фаворского пребывают в полном согласии с его концепцией — здесь находят органичное продолжение и развитие его теоретические исследования, касательство имеющие к отображению форм на плоскости — то, начало чему было положено в курсе лекций Вхутемаса—Вхутеина. Именно в этой деятельности художника полноценно реализуются его идеи о синтезе пространственных искусств, находят действенное подтверждение положения его теории композиции, — универсальность его пространственной теории как таковой, — его приверженность историзму. Развитие этих принципов В. А. Фаворского можно наблюдать в цикле его теоретических трудов, посвящённых монументальному искусству.
Отношение мастера к работе художника в театре, к особенностям искусства сценографии, он даёт в нескольких интересных трудах, которые в большей степени напоминают живые размышления, нежели изложение достаточно сложных воззрений теоретика; тем не менее, он декларирует и здесь — непременные принципы: цельность и синтез. В этих публикациях дана ясная характеристика преломление изобразительных методов сообразно условиям, диктуемым сценой, содержанием пьесы, наконец — участием в действе живых людей — актёров, концентрирующих своей игрой основную идею спектакля. Так, в одном из своих пассажей, со свойственными ему сдержанной, «тихой» восторженностью и глубокомыслием, он выражает своё понимание пространственной динамики, колористических функций декораций и костюмов в постановке:
В. А. Фаворскому была свойственна «хорошая память на учителей», также он хорошо сознавал, соприкосновение с кем влияло на его творчество. Так, рассказывая о том, как он начинал в монументальном искусстве, он никогда не забывал отметить роль первого учителя Николая Михайловича Чернышёва в своём становлении на поприще «стенописи».
Гравюра, как самостоятельное, станковое произведение, в творчестве художника наиболее наглядно демонстрирует основополагающие принципы его теории. Он исследовал всё многообразие путей организации пространства (а именно на том, что искусство, как и наука, исследует, познаёт, В. А. Фаворский настаивает, он неоднократно сопоставляет их «синтетический» и «аналитический» методы) . Им используются в произведениях все технические возможности ксилографии. Начиная с композиционных опытов ранних своих гравюр, через валёрные поиски и движение «от пятна», — орнаментальность восточных сюит, он приходит к «умиротворённому» стилю внешнего подчинения «законам» соцреализма. Между тем, даже в его произведениях, зачастую воспринимаемых, как откат к академизму, присутствует увлечённый латентный композиционный поиск (он не изменял «магическому реализму», к которому пришёл). Произведениям В. А. Фаворского, ни в его самых динамичных композициях, ни в равновесно выстроенных, «статичных» работах, никогда не свойственны были ни крайности натурализма, сентиментальности , ни беспредметной игры формами . Чужд ему был и механический («беспредметный и безмасштабный») конструктивизм, который он ставил по этим признакам в один ряд с модерном .
В. А. Фаворский нарезал более 500 больших гравюр. Богатый арсенал приёмов, которым владел мастер, способствует не только содержательной простоте и ясности, но и лиризму, передаче оттенков настроения в его работах. Здесь сказалось и то, что В. А. Фаворский — отличный рисовальщик (интересна, например, тема двойных портретов, которую он разрабатывал), причём он был и в этой области весьма критичен и требователен к себе. Как в живописи — цвет, так в чёрно-белой (фундаментальной) станковой графике, гравюре — линеарно-композиционные составляющие являются основой её зрительного воздействия, носителями эмоциональных, содержательных её свойств, однако этим, как и технологией, не исчерпывается круг мировоззрения художника, обуславливающий целостность его произведений — к этой теме регулярно возвращается В. А. Фаворский в своих размышлениях, — в критических заметках о творчестве С. Д. Эрзи (Нефёдова) , И. С. Глазунова, М. К. Чюрлёниса , А. Д. Гончарова и др. Художник всю жизнь учился — и на отрицательных, и на положительных примерах. Подводя итоги большой и многогранной творческой жизни на открытии своей последней персональной выставки он скажет:
29 декабря 1964 года художника не стало. Владимир Андреевич Фаворский похоронен на Новодевичьем кладбище.
Учениками В. А. Фаворского были: А. Д. Гончаров, А. А. Дейнека, Ю. И. Пименов и М. И. Пиков, Ф. Семенов-Амурский, А. Ахтырко, Ф. Ш. Тагиров, А. Г. Тышлер, О. Ф. Амосова-Бунак, Г. А. Ечеистов, В. С. Щербаков и многие другие.
Троице-Сергиева лавра. 1919. Ксилография
«Эгерия» П. Муратова. 1922. Гравюра
К рассказам Б. Пильняка. 1932. Гравюра
«Фамарь» А. Глобы. 1923. Ксилография
Данте «Vita nova». 1933. Ксилография
А. Пушкин «Домик в Коломне». 1922-1929
А. Пушкин «Домик в Коломне». 1922-1929
М. Пришвин «Женьшень». 1935